При встрече с его родителями я сразу поняла, что отношения между ними натянутые. Мама Бриджит – худощавая, очень уставшая женщина, с резкими чертами лица и седыми волосами, аккуратно собранными сзади в плотный валик. Она быстро кивнула мне, слегка улыбнувшись, а потом окинула Дэнни придирчивым взглядом с головы до ног, и ее лицо снова стало напряженным. Донал, отец, выглядел как постаревший седовласый Дэнни. Он просто махнул нам со своего кресла, едва оторвав взгляд от игры, которую смотрел по телевизору. Он явно ослаб после перенесенных недавно болезней, но вид у него был довольно суровый. Когда он озвучивал свои требования из угла кухни, жена тут же принималась их выполнять с таким выражением лица, будто она постоянно злится на всё и вся. Мне было жаль ее, а к нему я сразу почувствовала неприязнь, хотя мне и было совестно за такое отношение к пожилым родителям моего жениха.
За ужином в наш первый вечер оба родителя перекинулись с нами парой ничего не значащих фраз, и на этом их внимание к нам было исчерпано. Я заметила, что Дэнни как будто игнорировал своего отца, а тот отвечал ему тем же. Зато он явно горел желанием всячески угодить своей матери. Он неоднократно предлагал ей помочь приготовить ужин и помыть посуду, а когда она говорила, что не нуждается в его помощи, выглядел подавленным. Мне было больно смотреть, как он переживает это отчуждение, и это еще больше усиливало мое желание поскорее уехать оттуда.
Они были убежденной католической семьей, хотя Дэнни признался мне вскоре после нашего знакомства, что он
– Это в честь святого Игнатия, – говорил он. – Он был ранен в каком-то бою, а пока выздоравливал и лежал в госпитале, он очень хотел читать приключенческие романы, но под рукой не оказалось ничего, кроме религиозной литературы о жизни святых. В результате он решил пойти по их стопам. Чертов мерзавец! Теперь я и тысячи других несчастных вынуждены жить с его дурацким именем.
Дом семейства О'Коннор был безупречно чистый и довольно уютный. Мебель в нем слегка обветшала, диваны провисли. Он был наполнен религиозными образами, но иконы святого Игнатия почему-то не было. В холле посетителей встречала гипсовая статуя распятого Иисуса, а в остальных комнатах были в основном изображения и статуи Мадонны с ребенком, святой Бернадетт («покровительница всех хворых», – шепотом пояснил Дэнни, проводивший мне небольшую экскурсию по дому), святого Иуды («а этот – по части всех отчаявшихся») и святой Клэр («она по глазным болезням и, как ни странно, покровительница стирки и телевидения»). Я скептически отнеслась к его пояснению, но когда забила в поисковик
Причина выбора святых вскоре стала понятна – Лиам. Брату Дэнни было двадцать восемь, у него были проблемы со зрением, и обучение давалось ему с трудом.
– Они поздно родили детей. Маме было хорошо за сорок, когда родился Лиам, хотя, возможно, это и не имело никакого отношения к его проблемам, кто знает, – пояснил мне Дэнни на одном из наших первых свиданий. – Он всю жизнь сидел дома, так как не в состоянии работать, он даже не может за собой ухаживать. Я имею в виду, он хороший парень и старается, он даже может сделать себе чашку чая, но ему нельзя доверять кухонную плиту и все в таком роде. Трудности с обучением и проблемы со зрением дают о себе знать. Я беспокоюсь о том, что же будет с ним, когда мама и папа умрут. Надеюсь, все как-нибудь образуется. Возможно, я буду в состоянии присматривать за ним к тому времени или отдам его в специализированный пансионат. Сейчас подобные заведения совсем не те, что были раньше, когда они были подобны тюрьмам и могли присниться лишь в самом страшном сне.
Узнав так много о Лиаме, я с нетерпением ждала знакомства с ним, но оказалось, что Дэнни, похоже, был единственным О'Коннором, не лишенным душевного тепла и чувства юмора. Лиам же по характеру был больше похож на своих родителей, и хотя он и обнял брата при встрече, явно обрадованный его приездом, меня он едва признал, угрюмо буркнув «Привет!», и то, когда Дэнни настоял, чтобы он поздоровался с будущей невесткой.
При этом я заметила, что Лиам был единственным членом семьи, который, казалось, на самом деле любил своего отца. Проходя мимо Донала, он часто ласково гладил его по волосам.
– Прекрати! – выкрикивал Донал, но на губах его появлялась еле уловимая улыбка.
– Да, они всегда ладили, – сказал Дэнни, когда я поделилась с ним своими наблюдениями, лежа с ним в обнимку на грубых, царапающих простынях. – Папа – жалкий ублюдок, но к Лиаму он относится очень тепло. И, пожалуй, это единственное, что в нем есть хорошего.