Идеальная жертва

Добирается до кладбища. Раскидистые ветки сухого дуба; каменная насыпь; в яме – белая рука среди щебёнки и размокшей грязи; лицо с тёмными пятнами и вмятинами. Ру сжимает мою руку до синяков и присасывается сильнее, как будто хочет сбежать внутрь, спрятаться или перебить эмоции удовольствием от крови. Я морщусь, но терплю. Видеть себя в могиле – мерзкий опыт.

Бункер. Труп Войтовского, распятый на стене. Я чувствую горечь Эйруина, но она тут же превращается в злость. Ру, стесняясь своих эмоций – слабости, как он считает, – грубо ворчит: «Войтовский был нормальный. Он не заслужил такого». Я мысленно соглашаюсь, успокаивая.

Мальчишка, старший брат Экхарда. Гранаты на поясе желтоглаза. Взрыв. Меня встряхивает от эмоций. Сознание словно раздваивается, я одновременно здесь и там. Странное явление: в момент опасности действуешь на автомате, а потом, вспоминая, запоздало чувствуешь.

Больница. Замотанная мумия на койке. Тут хочется остановить Ру, всё-таки слишком личное… Почувствовав моё сопротивление, он мгновенно замирает. Ждёт.

Всё же пропускаю его дальше. Если он не верит словам о любви, то пусть посмотрит сам и решит. Кому другому я бы постеснялся показывать, как держал его забинтованную руку, бормоча разные сопливые глупости, обещал что угодно, если он придёт в себя, а потом ещё и ревел в три ручья под тем кустом, давясь кровью и подвывая. Но Ру можно показать всё, он поймёт.

Полазав по моему сознанию, Ру было останавливается… Однако тут, при виде окрестного разгрома и битой посуды, в моей голове всплывает мысль про мебельный магазин. И воспоминание о нашем девчачьем походе за полотенцами. Ру замечает, приглядывается.

«Ты покупал вещи из-за меня? – его сознание пропитано настороженным изумлением. – Ты же ненавидишь магазины».

«Надеюсь, тебе понравился плафон в прихожей. И эти тарелки» – указываю на крупный синий осколок. Берт ведь сказала, что нужен синий, вот я и набрал.

Но Ру шутку игнорирует. Продолжает тем же недоверчивым тоном: «Чтобы я не ушёл».

«Ага».

Выскальзывает из моего сознания и закрывается в своём. Наверное, обдумывает. А пока снаружи, на разгромленной, но всё же по-вечернему уютной кухне, я обнимаю его за плечи, прижимаюсь носом к щеке, наслаждаясь запахом кожи, и жду решения.

Наконец Ру, глядя в сторону, говорит:

– Я не понимаю твоего отношения. Разве не должен быть… Ну, один человек? Если любишь кого-то, то он типа как единственный?

– Так ты единственный.

– Не заметно.

– Я живу с тобой, – от возмущения повышаю голос, широким жестом обводя кухню. – Это ж чудо чудесное! Да я никому такого не предлагал!

Склонив голову, Ру чего-то там фыркает себе под нос. Наконец выдаёт:

– Но другим не заметно.

Подвисаю в раздумьях. Ах, вот оно что… Он ведь к этому и клонил весь вечер, а я не допёр.

– Ты хочешь, чтобы я носил кольцо? Без проблем. Да вот сейчас их и принесу, давай.

Вскакиваю и на цыпочках, обходя осколки, пробираюсь к своей комнате. Перед выпиской Ру я заныкал кольца – и своё, с шеи, и его, из ящика тумбочки, – в гардеробе, в глубине ящика с носками.

Раскапываю нужный носок, тяжёлый и позвякивающий. Высыпаю на ладонь чёрные кольца и такие же цепочки. Одинаковые, одного размера. Я даже не знаю, подойдут ли они на руку, потому что мы изначально договаривались носить на шее.

Возвращаюсь на кухню. Протягиваю Ру ладонь.

– А где чьё?

– Они ж одинаковые.

– Резонно, – Эйруин со второго раза защипывает непослушными пальцами тонкую цепочку, поднимает. – Поможешь?

Замок на цепочке мало что микроскопический, так ещё и тугой, с моими ногтями приходится повозиться, однако я всё же расстёгиваю его. И ловлю соскользнувшее с цепочки кольцо. Ру смотрит с недоумением.

– Надо хоть раз на палец примерить.

Итого Эйруину подходит на средний, а мне – на безымянный.

– Ишь, глаз-алмаз. Мне, значит, обручальное, а тебе – просто ни к чему не обязывающее колечко? И в случае чего будешь мне палец демонстрировать? – я сую под нос Эйруину собственный средний палец, с кольцом на второй фаланге, дальше не лезет.

– Носи на шее, – бурчит Ру.

– Посмотрим. Но если я буду носить, то ты тоже, – дотянувшись до кухонной тумбы, высыпаю на неё брюлики и возвращаюсь на место рядом с холодненькой батареей. – Чего ещё изволите, господин лейтенант?

Ру молчит, только прихлёбывает виски. В глаза не смотрит. Смущается, значит. Ру всегда смущается просить о чём-то или сказать, чего ему хочется. И это наводит на следующую мысль.

– Неужто свадьбу на весь Данбург?

– Нет! Но мне было бы приятно, если бы ты представлял меня знакомым как… Не знаю…

– Свою жену?..

Кулак Ру впечатывается в мою челюсть – боль вспыхивает фейерверком, перед глазами сверкает десяток звёзд. Ну вот, только вискарь обезболил, как снова.

– Оу, – обиженно морщусь.

– Доступно? Или добавить?

Ох уж этот прекрасный «прежний Ру»: спокойное лицо, ледяной взгляд, точный кулак. Всё, как я и хотел.

– Понял, – выставляю ладонь, – тупая шутка. Бля, дай…