Я повертел шеей, когда вбросили шайбу и началась игра в большинстве. Наши болельщики скандировали и подбадривали наших четырех игроков, которые пытались защитить ворота. Папаша Пи был оружием разрушительной силы и блокировал каждый удар.
Я смотрел со штрафной скамьи, теряя фокус. Голова была как в тумане. Я не на льду и чувствовал, как снова окутывает это удушливое оцепенение, угрожая утянуть меня на дно.
Я взглянул на табло, на скамейку запасных напротив, надеясь встретиться взглядом с кем-нибудь из товарищей по команде и получить столь необходимый мне стимул, чтобы вернуться к игре.
Но нашел взглядом Мэйвен.
Время остановилось, заскрипев, как старый поезд. Все звуки на арене постепенно стихли. Сначала пропали крики, потом удар клюшек о лед, коньки, подзуживания – и остался только стук моего сердца.
Он был сбивчивым, и в ушах зашумело. Я смотрел на нее, едва дыша и спрашивая себя, уж не привиделось ли мне. Когда Мэйвен не появилась ко второму периоду, я уже решил, что она не придет вообще.
Но вот она здесь – с красными и припухшими глазами, что было видно даже под макияжем. И все же от нее голова шла кругом.
Она стояла в конце скамейки, наполовину спрятавшись за толстым стеклом, ведущим в нашу раздевалку. Ее волосы были завязаны на затылке, сверху надвинута кепка «Оспрейс». Даже с другого конца льда я заметил веснушки на ее щеках, те самые, по которым водил пальцем, пока Мэйвен спала рядом со мной.
И на ней была моя джерси.
И не просто моя джерси, а та самая джерси, на которой до сих пор были пятна от глины, оставленные моими ладонями.
Когда я увидел у нее на груди логотип моей команды, а на рукавах – мой номер, мной овладело какое-то странное чувство. Одержимость. Она стояла лицом ко мне, но даже так я знал, что на спине у нее тоже вышито мое имя.
Это было молчаливое заявление. Мэйвен сообщила мне то, что я не рассчитывал услышать вовсе. Всего за секунду позабылся каждый мучительный час последних дней.
Я посмотрел на эту джерси, на грудь Мэйвен, ее плечи и обнаженные ключицы. Неспешно перевел взор на ее губы, а потом снова взглянул ей в глаза.
Мэйвен улыбалась нежно и робко. Она пожала плечами, посмотрев на джерси, и снова нашла меня взглядом.
Она здесь.
Она моя.
Я понял это так же, как понимал, что лед холодный. Я понял это по одному ее присутствию, по тому, что она надела эту джерси, по тому, как Мэйвен легонько нахмурилась, смотря на меня с другого конца ледовой площадки.
Сейчас моей единственной целью было закончить эту игру и заключить Мэйвен в объятия.
Разом вернулись звуки, время и силы, словно я только что пробил себе путь сквозь опасные волны и сделал первый вдох. До конца игры в меньшинстве осталось восемь секунд, и как только на часах показался ноль, толпа разразилась ревом.
Штрафное время кончилось.
Я толкнул дверь и вылетел на лед, присоединившись к команде, которая пыталась отразить наступление противников. И, не теряя время зря, умыкнул шайбу и отправил ее на другую сторону площадки, и мы все погнались за ней.
Оцепенение прошло. Каждая клеточка тела вернулась к жизни, когда на арене появилась Мэйвен, с плеч которой свисала моя джерси. Сквозь гвалт я услышал, как она кричит мое имя, как ее восклицание заглушает все остальное.
Я так быстро и остервенело летел по льду, что ноги горели. Благодаря двухминутному перерыву я чувствовал себя сильнее, чем за всю игру, и блокировал каждого игрока, который пытался применить силовой прием против меня или украсть шайбу. Я был очень сосредоточен – пас, бросок, перехват шайбы, пас. Мы хорошенько попортили нервы их вратарю после того, как они две минуты делали то же самое с нашим.
И словно в замедленной съемке, я увидел возможность.
Я вылавировал между игроками, передав шайбу Картеру, чтобы пробиться сквозь их защиту. Он вернул мне шайбу, идеально рассчитав время, чтобы исполнить красивый щелчок[15]
.Я крутанул ручку и ударил точно в цель. Шайба пролетела мимо шлема вратаря и угодила в правый верхний угол ворот.
Нас оглушили радостные крики болельщиков. Гудок не просто прозвучал и оборвался, а продолжал гудеть, словно кто-то в пробке пытался отстоять свою точку зрения, минуту нажимая на клаксон. У меня зазвенело в ушах, когда товарищи по команде накинулись на меня. Мы кричали, прыгали и цеплялись друг за друга. А в следующее мгновение на лед посыпались кепки.
Я впервые забил хет-трик в НХЛ.
Кепки полетели со стропил и из-за стекла. Некоторые болельщики даже бросали плюшевых рыбок, показывая другой команде, что были уверены в нашей победе несмотря на то, что до конца игры оставались считанные минуты. Все, что мы могли сделать, – это отойти в сторону от игрушек и кепок, пока праздновали.
Но чем больше игрушек сыпалось, тем сильнее я улыбался, потому что все вело к уборке.
А значит, игра остановится.
Вырвавшись из толпы товарищей, я рванул к скамейке под громовую радость болельщиков. Я уворачивался от кепок, не сводя глаз с Мэйвен, которая тоже продолжала прыгать, кричать и праздновать.