Идеальные любовники

За мутным окном гримвагена метель. В предутренних сумерках проступают строгие красно-белые очертания Новодевичьего монастыря. Снег засыпает золоченые купола, сугробами ложится у стен, забивается в древние бойницы, укрывает темно-зеленые крыши монастырских строений. В Смоленском соборе звонят колокола. На этот звон пробираются сквозь снежную замять закутанные старухи, прикрывая изможденные лица варежками. Должно быть, начинается заутреня. А впрочем, я не сильна в церковных делах. Я отворачиваюсь от окна.

Голова плывет, а перед глазами вертится липкая муть. Еще бы, вчера, получив массу духовных удовольствий на ярмарке тщеславия в Союзе кинематографистов, я едва успела заехать домой переодеться и сразу же направилась на ранние съемки.

Черное пустынное шоссе, покачивающаяся за окном мгла, изредка прорезаемая оранжевым светом фонарей, затем долгий грим, бесконечные дубли на морозе под пронизывающим ветром, недовольство красавца режиссера, окоченевшие актерские ноги и посиневшие носы. За подслеповатым окном занимается тусклый зимний рассвет.

Наконец минута затишья. Ассистентка приносит «Нескафе» в пластиковом стаканчике, я отправляю ее назад, ласково отчитав: неужели трудно запомнить – черный, крепкий, без сахара! Девица кривит рот, наверняка про себя обозвав меня зазнавшейся пафосной сукой. Мне, впрочем, все равно.

Мне далеко за двадцать, и я, к счастью, достигла такого положения, когда могу позволить себе пить такой кофе, какой люблю. Несколько успешных картин, десяток раскрученных телепроектов обеспечили мне эту привилегию. Не такое уж роскошное вознаграждение для рабочей лошади, вкалывавшей в поте лица с самого нежного возраста. Но даже до этой ступеньки крутой винтовой лестницы, именуемой жизнью, мне пришлось долго подниматься.

Лишь иногда, вот как сейчас, удается вдруг выкроить мгновение, остановиться, отдышаться, и я вдруг устремляю взор в прошлое, обозреваю проделанный путь и вопрошаю кого-то невидимого: зачем? Ради чего все это? Неужели только ради сомнительного удовольствия пить кофе, мучительно вожделея чего-нибудь позабористее? Был во всей этой суете и маете какой-то смысл?

Актер – профессия особая. Настолько особая, что никому, в первую очередь начинающим борьбу за место под киношным солнцем молоденьким барышням, я бы не рекомендовала ее в качестве жизненного приоритета. И даже не о постоянной охоте за ролью, не о вечном ожидании, не о бесконечных сомнениях по поводу собственной внешности, не о превращающем жизнь в кошмар (в случае благоприятного исхода, разумеется) мучительном недосыпе, гриме в пять утра, пребывании на морозе по нескольку часов в костюме XVII века идет речь. Все эти нюансы – из области лирики. Ко всему вскорости привыкаешь.

Горе в том, что профессия эта – для вечных странников. Для тех, кто может страстно, почти разрушающе любить. И так же ненавидеть. Скучать, гореть, тосковать по внезапно утраченному. И все это не больше месяца, в крайнем случае двух. Особенно если речь идет о мужчинах-актерах. Особенно если о заслуженных-народных, всячески обласканных и любимых зрителями…

Обманутый и свято верящий в этот обман, ослепленный иллюзорностью единения с другой человеческой душой, влюбленностью, которую он сам себе сконструировал для поддержания творческой потенции, актер свято клянется, что обязательно позвонит завтра-послезавтра и вы обязательно еще встретитесь, не здесь, так на вашем спектакле, не на вашем, так на его… А в день премьеры, как правило, все участники недавних съемок смотрят друг на друга совершенно не замутненным какими-либо личностными переживаниями взором…

Проще говоря, не подходит эта профессия любителям много лет любоваться одними и теми же лицами, слышать одни и те же голоса и всей душой прикипать к насиженному месту. Короче говоря, корпоративным самураям здесь не место.

Но все мы люди, и ничто человеческое, как говорится… Вот поэтому и случается ощущение конца света белого после съемок даже у самого махрового актерищи. Вот тут-то как раз и поджидает оно, а именно конец общению и новым дружбам… Тогда актеры становятся похожими на маленьких детей, потерявшихся в лесу. Ибо прошлое не отпустило, дома не находишь себе места и не понимаешь, на каком языке разговаривать с окружающими. Словно бы придавленный счастьем или, наоборот, несчастьем, в зависимости от силы эмоционального потрясения, актер вынужден начинать жизнь как бы с нуля. И так до нового фильма, нового выпуска, нового приглашения.

Бродяжья это профессия, словом.

Из жизни рептилий

Для начала, когда ты только вступаешь на этот путь, никого не знаешь, не имеешь собственного агента и только о том и думаешь, как бы кому продемонстрировать свое прочтение роли, скажем, леди Макбет, твой молодецкий пыл и задор довольно быстро растрачиваются на бесконечных пробах, происходящих иной раз вот так:

– Ну что сказать, душа моя. Талантливо, м-да… – Он хлопнул мясистой, зеленоватого оттенка ладонью по столу.