Тогда я решаю, что единственный подходящий способ для женщины справиться с тем, что она узнала, что ее новый возлюбленный имеет неизлечимую болезнь, в тот самый день, когда она получает телефонный звонок от своего бывшего, который отдалился от нее, сообщая ей, что они все еще женаты и он полон сожаления, — это напиться до потери сознания.
И вот, без лишних раздумий, я решила сделать так, чтобы это произошло.
***
Первое правило преднамеренного опьянения — это то, что оно всегда должно происходить дома.
Многие люди делают ошибку, идя в бар или ресторан, чтобы напиться, но это не только плохая идея из очевидных соображений безопасности, это еще и дорого.
Мой отец был настолько бережливым, что использовал одну и ту же простыню для сушки белья для десятка стирок. Он вырос отчаянно бедным и всегда был убежден, что каждая заработанная копейка будет последней. Я с гордостью могу сказать, что унаследовала некоторые из его склонностей, хотя это часто становилось источником напряженности в моем браке, поскольку Крис родился с серебряной ложкой во рту.
На шестнадцатилетие родители купили ему Porsche. Когда он быстро разбил его, они обвинили в этом машину и купили ему вместо нее Aston Martin.
Представьте, как он разозлился, когда я выполоскала пластиковые пакеты Ziploc, чтобы их можно было использовать снова.
Второе правило сознательного опьянения — это гидратация. Нужно выпивать не менее восьми унций воды на каждую выпитую порцию алкоголя. Одна из худших частей похмелья — обезвоживание, поэтому важно всасывать воду, пока вы заняты закуской. Ваша голова будет вам благодарна утром.
И последнее правило — то, которое никогда нельзя нарушать — это то, что вы не можете намеренно напиться в одиночестве.
Вы можете
Поскольку мои знакомые в Париже ограничиваются Джиджи, Гаспаром, Эдмондом и Джеймсом — половина причины моего проекта намеренного опьянения и, соответственно, дисквалифицирован — мне нужно всего пять секунд, чтобы решить, с кем бы я больше всего хотела нажраться, и поднять трубку, чтобы позвонить.
— Эдмонд, — весело щебечу я, когда он отвечает, — не хотели бы вы с женой зайти ко мне на коктейль сегодня вечером?
В его голосе звучит радость от такой перспективы. — Ах, да! — Через мгновение он неуверенно добавляет: — Кто это?
— Оливия. — Когда молчание затягивается, я начинаю чувствовать легкое отчаяние. — Подруга Эстель? Писательница из Америки?
Эдмонд восклицает: — Простите, мадемуазель! По телефону у тебя такой счастливый голос!
Я уже жалею о своем выборе.
— Извини, что так быстро, но я только что поняла, что купила сегодня столько хлеба и сыра, что не смогу съесть сама, а вина у меня здесь столько, что можно напоить целую армию. — Или одну писательницу, которая балансирует на грани безумия. — Как скоро вы сможете прийти?
Он произносит французское слово, которое звучит так размашисто и восторженно, что я понимаю, что он имеет в виду
— Отлично! Я оставлю дверь открытой, просто заходите.
— Что нам взять с собой? Мы не можем прийти с пустыми руками.
— Ничего. Только ваши замечательные личности. Я с нетерпением жду встречи с тобой и твоей очаровательной женой. —
Польщенный моими излияниями, Эдмонд издает дедовский воркующий звук. — Ах, мадемуазель, вы так очаровательны! Если бы не твои печальные глаза...
— До встречи!
Я кладу трубку, зная, что ночь будет долгой.
***
Утром я мало что помню.
Жена-брюнетка Эдмонда была красивой и элегантной, это я помню. Также высокая: она возвышалась над ним. Помню, что у нее были очень длинные ноги, на которые я долго смотрела, думая о том, что это ноги человека, который родился мужчиной, потому что я никогда не видела таких роскошных ног у кого-то, кто родился женщиной.
Я знаю, что мы все выпили — много, много выпили, съели слишком много сыра и много смеялись, но я не могу сказать вам, о чем мы говорили. Все как в тумане.
Что я действительно пытаюсь понять, так это почему в кресле напротив моей кровати сидит мужчина и смотрит на меня из-под нахмуренных бровей.
— Джеймс, — говорю я густым голосом, — Что ты делаешь?
— Убеждаюсь, что ты не умерла от алкогольного отравления.
Кажется, он едва контролирует свой темперамент. Его тон низкий и отрывистый, а слова произносятся истонченными губами. Он хватается за перила стула, будто собирается оторвать их в любой момент.
Я лежу на боку в постели, накрытая одеялом, в той же одежде, что и прошлой ночью. За окном щебечут птицы. Солнце восходит. Я не знаю, во сколько я отключилась, но это новый день.
Новый день, в котором у меня похмелье, а Джеймс все еще умирает.
Полная вины за то, откуда я это знаю, я поднимаюсь в сидячее положение и смотрю на него. — Мне нужно тебе кое-что сказать.
Он выгибает брови. — Ты же не спросишь, как я оказался в твоей квартире? Или как я узнал, что ты пьяна?