Безусловно я нажаловалась Татьяне Викторовне на свое паршивое состояние. Хоть теперь я и понимаю причину творившегося со мной безобразия, но лишний раз услышать, что это в пределах нормы и «все хорошо», я посчитала резонным.
Татьяна Викторовна что-то долго пишет, вбивает в свой компьютер какие-то данные, а я разглядываю информационные стенды и картинки на стенах.
Ничего не поменялось.
Они висят уже давно, и я их всех знаю, но сейчас я смотрю на них по-другому. На женщину в боковом разрезе с огромным животом, в котором вниз головой пристроился ребенок. Я раньше не замечала, а сейчас задумываюсь, почему у него такие длинные темные волосы и так аккуратно уложены в стрижке. Разглядываю саму девушку, которая мило улыбается и выглядит потрясающе и счастливо.
А я так не выгляжу.
Я выгляжу как пациент хосписа.
Но у нее большой живот, а у меня его нет, и, возможно, на таком сроке я тоже буду выглядеть потрясающе, а вот на счет «счастливо» — не уверена…
Это отстой…
То, о чем я думаю — полный отстой…
— Я слышала, вы развелись с Леоном, — прерывает мой бред Татьяна Викторовна.
Перевожу взгляд на женщину, которая, не переставая что-то строчить в компьютере, ошарашивает меня подобной информацией.
Она-то откуда знает?
— Нуу… да, — неуверенно отвечаю и смотрю на врача, все также не обращающей своего внимания на меня.
— Во-от! А я тебе говорила, что нужно всего лишь поменять партнера. Видишь, и все у нас получилось! — довольно улыбается Татьяна Викторовна.
А я…
А я не верю своим ушам!
Это что?
Это она решила, что я беременна от кого-то другого?
Открываю и закрываю рот.
Чувствую, как снова начинает тянуть низ живота.
Я хочу схватить этот чертов клейкий стикер со стола и залепить ей рот, чтобы даже близко не смела произносить такие омерзительные вещи.
Какой-то животный инстинкт самки — наказать обидчика выбранного тобой самца, от которого у тебя планируется потомство.
Меня тошнит.
Тошнит от омерзения, когда представляю, что во мне были бы хромосомки чужого мужика.
Я не знаю, что мной руководит: гормоны ли это, либо мой еврейско-русский темперамент, но я хватаю кучу макулатуры, сумку, счастливую пеленку и вылетаю из кабинета врача, которого всегда уважала, но в миг возненавидела.
Мне противна эта женщина.
«Видишь, у нас всё получилось?!» — хмыкаю и хлопаю от души дверью.
«Нет, Татьяна Викторовна, это У НАС С ЛЕОНОМ всё получилось!!!».
Несусь по коридорам консультативного перинатального центра, не разбирая дороги и расталкивая прохожих.
Лишь на улице позволяю себе глубоко вздохнуть и замедлить свой бег. Присаживаюсь на скамью у небольшого фонтана и смотрю. Смотрю в одну точку, не моргая, потому что в голове такой хаос из беспорядочных мыслей и изобилия информации, что мой и так недалекий мозг, попросту не успевает подавать сигнала моргания.
Всё смешалось: чувства, эмоции, переживания, мысли.
Я словно на центрифуге, не могу поймать фокус, горизонт, устойчивого положения, сконцентрировать мысли.
А потом я случайно цепляюсь за скульптуру фонтана: обнаженная полная женщина. Я скольжу глазами по ее широким бедрам, по совсем не плоскому животу и останавливаюсь на пышной голой груди, которой она кормит новорожденного ребенка.
Ребенка…
И вот только сейчас на меня снисходит озарение, что я беременна.
Я БЕРЕМЕННА…
Закрываю лицо руками и начинаю плакать.
Что же мы с тобой натворили, Леон?
Как же так получилось?
Почему сейчас?
Где же были твои говнистые хромосомки, когда нужно было спасать наш брак?
Я реву.
Реву белугой, скулю щенком, разлученным с матерью.
Мой телефон начинает истошно вопить, будто звонящий знает, насколько мне сейчас плохо.
На экране появляется рыжая хохочущая голова.
Моя подруга. Словно чувствует.
— Привет, — отвечаю сквозь слезы.
— Привет, Богиня! — настороженно шепчет Сашуля и слушает, пытаясь хоть что — то распознать по моему голосу. — Ты сходила к гастроэнтерологу? Что сказал врач?
Сжимаю крепко глаза, слизываю языком слезы и сопли, оседающие на подрагивающих губах.
— Агат?
Наверное, я слишком долго молчу.
— Дай мне контакты твоего врача, у которого ты стояла на учете… — замолкаю и всхлипываю, — по беременности.
— Ох… малышка, — жалобно тянет подруга.
А я снова реву…
35. Агата
— Сколько недель? — спрашивает Саша, сидя в кухонной зоне с будущей олимпийской чемпионкой на руках, пока я строго с аптекарской точностью отсыпаю смесь в бутылочку.
Сашке не хватает молока, потому что эта немелкая засранка жре… ой, кушает за троих! Сколько ей? Шесть дней отроду? Со вторника она стала еще больше и громче, а сегодня только пятница. С Никиткой Саша не знала, куда девать молоко, и сцеживала в раковину, а этой прЫнцессе пришлось вводить докорм.
— Четыре-пять ставят, — пожимаю плечами.
Я знаю, для чего она спрашивает. Поскольку не сложно сложить два плюс два и понять, что близость с Игнатовым у нас была после развода.
— Что сказала Котельникова?
Ох, Санька, моя ж ты корректная и тактичная! Издалека заходит!