Идеальные разведенные

Как же я в такие моменты ненавидел ЕЁ.

НЕНАВИДЕЛ…

ЗА ТО, ЧТО ЛИШИЛА МЕНЯ ВРЕМЕНИ ПРОЧУВСТВОВАТЬ, ОСМЫСЛИТЬ, ПРИНЯТЬ… ОНА ОСТАВИЛА ДЛЯ МЕНЯ ВСЕГО ОДНУ НОЧЬ: СКУПУЮ, СТРАШНУЮ НОЧЬ.

А потом я ненавидел себя, когда вспоминал ее лишенное жизни лицо, на котором кроме потухших огромных глаз ничего не осталось. Это из-за меня, это я виноват.

Прерывание беременности, прерывание жизни… маленькой жизни моего ребенка…

— Леон, тебе плохо? — чувствую, как напрягается Агата, и открываю глаза.

Плохо.

Мне так плохо, что все внутри в тугую пружину сворачивается.

— Я в порядке, просто не спал всю ночь.

Агата виновато опускает глаза и переводит свое внимание на капельницу, в которой монотонно капает лекарство. Она похожа на песочные часы и именно так утекает время. Наше с Агатой время.

— Ты прости меня, — лопочет.

— Агат…

— Не перебивай! Правда, Леон. Я виновата перед тобой. Очень.

Да, ты отняла у нас время.

Я хочу ее успокоить и сказать, что ни в чем не виню, но меня прерывает стук в дверь.

Это палач…

У меня обрывается сердечная мышца, и мое сердце разбивается на осколки…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍***

— Наталья Игоревна? — Агата приподнимает голову и рассматривает вошедших врача и медсестру.

— Добрый день, — здороваюсь с медперсоналом и встаю с кровати, перемещаясь на соседний стул.

Ни в одном месте он не добрый.

Наталья Игоревна присаживается на край соседней кровати и складывает руки на груди, ожидая, когда медсестра отключит систему.

Я мысленно прошу ее делать это медленнее, потому что хочу отстрочить смертельный разговор, после которого наша жизнь перестанет быть прежней.

Но медсестре безразлично, что в это момент решается судьба моего нерожденного ребенка, и она поспешно укатывает металлический обшарпанный штатив из палаты.

Закрывается дверь, и мое горло начинает сдавливать ошейник с шипами.

— Как самочувствие, Агата?

Она издевается?

Бросаю яростный взгляд на врача, готовый сорваться. Сегодня я ненавижу ее сильнее, чем вчера.

— Хорошо. Сегодня ни разу не рвало, — счастливо улыбается Агата и пытается сесть.

— Не вставай, ложись обратно, — останавливает ее Наталья Игоревна.

— Я, наверное, иду на поправку, — Агата переворачивается на бок, чтобы лучше нас видеть.

Я цепляюсь за слова жены, как утопающий за спасательный круг.

Встречаюсь глазами с врачом.

Да, она сейчас видит в моих огонек: маленький, скромный огонек надежды, который она кровожадно убивает легким качанием головы.

Нет.

НЕТ!

НЕТ!!!

«Не идет она на поправку», — кричат ее глаза.

— Агата, пришли результаты твоих анализов, — женщина смотрит прямо, ровно и сдержанно, не проявляя никаких эмоций, — но порадовать мне тебя, к сожалению, нечем.

Моя маленькая девочка приподнимает голову, печально сводит бровки и переводит взгляд с врача на меня.

Она ищет поддержки.

Любимая…

Протягиваю руку, и она молниеносно хватается за нее.

Вместе. Мы примем этот приговор вместе.

— Но я себя лучше чувствую, — виновато опускает глаза, будто сознается во лжи, — меня не рвало сегодня.

— Агата, это временное явление, ты понимаешь, девочка? Мы не можем постоянно кормить тебя глюкозой, а сама ты ничего не ешь. У тебя существенные отклонения в биохимии крови, низкий гемоглобин, артериальная гипотония, ацетонурия. Ты пойми, что это всё в купе может спровоцировать развитие сахарного диабета.

— Но мне лучше и…

— Агата, ты меня слышишь? — грубо перебивает Наталья Игоревна, а у меня срабатывает команда «фас», как у дрессированной борзой, готовой вцепиться в глотку обидчику его хозяина. — Мы сделали всё, что можно, но ты не вытянешь эту беременность. Рано или поздно оба плода перестанут развиваться. Только последствия будут опаснее для твоего здоровья.

— Я… я не понимаю… — заикаясь, произносит моя девочка. Вижу, как синеют ее губки, как трясется подбородок, и мне приходится крепко сжать кулаки. — Вы хотите сказать… — переводит взгляд на меня, — Леон?

Не могу смотреть ей в глаза.

Опускаю голову.

Она просит защиты и поддержки, а я ее предаю… Предаю своим молчанием, кричащим, что я на стороне палача.

— Агата, милая моя, послушай опытного врача, — Наталья Игоревна пересаживается к ней на кровать, отчего моя девочка вздрагивает и подбирает ножки близко к груди, защищая себя сама в то время, как это должен был сделать я, — пока еще небольшой срок, мы сможем избежать серьёзных осложнений.

— Нет! Нет! Нет! — закрывает руками ушки и складывается в позу эмбриона.

Не могу больше. Срываюсь с места, но меня останавливает рука врача, приказывающая незамедлительно сесть.

И я подчиняюсь.

Я не знаю, что и как лучше сейчас, я потерялся, запутался.

— Агата, — зовет ее врач, но малышка сильнее зажимает ушки, — Агата, я понимаю, как тебе больно, но, когда речь заходит об угрозе жизни матери и плода, мы спасаем женщину.

— Замолчите! — вскакивает с постели моя девочка. — Перестаньте называть их плодами, как бездушных существ. Они — дети, живые дети, у которых есть сердца. Вы хотите убить моих детей? Леон?

Дети?

Она сказала — дети?

Мне кажется, что я попал в астрал и смотрю на происходящее со стороны.