– Он что-то пишет! – выкрикнула девушка возле двери.
Биплан оставил на небе уже несколько букв –
Мейсон прищурился, разглядывая кружащий в небе самолет.
– Луч… ший… – медленно читал он.
И тут на соседний стул плюхнулась Мона, закидывая на спинку стеганую сумку от «Луи Виттон» угольного цвета.
– Привет, Хан, – сказала она, открывая коробку с обенто[52] из элитного супермаркета «Фреш Филдс» и распаковывая деревянные палочки для еды. – Ты не поверишь, что приготовили на мой день рождения Наоми и Райли. Это лучший подарок в моей жизни.
– Забудь! – взвизгнула Ханна. – Я приготовила тебе кое-что покруче.
Ханна пыталась обратить ее внимание на самолет в небе, но Мона уже завелась.
– Они пригласили Лекси, – продолжала она. –
Ханна опустила ложку в стаканчик с йогуртом. Лекси, популярная исполнительница хип-хопа из Филадельфии, только недавно подписала крупный контракт со звукозаписывающей компанией, и ей пророчили будущее мегазвезды. Как это Наоми и Райли удалось заманить ее?
– Фигня, – сказала она и, взяв Мону за подбородок, заставила ее посмотреть на небо. – Смотри, что
Мона прищурилась. Самолет закончил выписывать послание и теперь просто кружил над буквами. Когда Ханна прочитала строчку целиком, у нее глаза на лоб полезли.
– Лучший… – У Моны отвисла челюсть. – …
– Лучший кал у Моны! – заорал что есть мочи Мейсон. Все, кто успел прочитать, начали повторять. Мальчишка-девятиклассник, стоявший у стены с росписью в виде абстракции, сложил руки домиком и издал пукающий звук.
Мона уставилась на Ханну. Кажется, она слегка позеленела от злости.
– Какого черта, Ханна?
– Нет, это неправильно! – взвизгнула Ханна. – Предполагалось, что будет написано: «Лучший
Пукающие звуки доносились уже со всех сторон.
– Позор! – вскрикнула рядом девушка. – Зачем она
– Какой ужас! – Мона чуть не плакала. Она натянула жакет на голову, как это делают селебритиз, когда скрываются от папарацци.
– Я сейчас же позвоню им и устрою скандал, – воскликнула Ханна, доставая из сумки «блэкберри» и судорожно выискивая телефон компании воздушной рекламы. Где справедливость? Она же старательно вывела текст самым аккуратным и четким почерком, прежде чем передать его по факсу. – Я так сожалею, Мон. Даже не знаю, как это произошло.
Лицо Моны под полами жакета казалось мрачнее тучи.
– Ты сожалеешь? – прошипела она. – Еще бы. – Она спустила жакет на плечи, резко поднялась из-за стола и зашагала прочь так быстро, как только позволяла высоченная танкетка босоножек от «Селин».
– Мона! – Ханна вскочила вслед за ней. Она тронула Мону за руку, и подруга притормозила. – Это ошибка! Я бы никогда так не поступила!
Мона шагнула к ней. Ханна уловила аромат французского лавандового мыла.
– Угробить годовщину нашей дружбы – это ладно, но я никогда не думала, что ты попытаешься испортить мою вечеринку, – прорычала она достаточно громко, чтобы все слышали. – Но ты хочешь вести такую игру? Отлично. Не приходи. Твое приглашение официально отменено.
Мона рванула дверь нараспашку, раскидывая по сторонам попавшихся на пути малолетних ботанов, которые едва не угодили в каменные вазоны.
– Мона, постой! – слабым голосом позвала подругу Ханна.
– Иди к черту! – полуобернувшись, заорала Мона.
Ханна попятилась назад, ее всю трясло. Когда она оглядела внутренний дворик, то увидела, что все пристально смотрят на нее.
– Ну и
–
–
Из кафетерия потянуло запахом пряной хрустящей пиццы, и Ханну охватило до боли знакомое ощущение, в котором смешались тошнота и зверский голод. Она вернулась за стол, где осталась ее сумочка, и рассеянно пошарила в боковом кармашке в поисках аварийного пакетика сырных крекеров. Она запихивала их в рот один за другим, даже не пробуя на вкус. Когда она подняла глаза в небо, пушистые фигурные облака, рекламирующие вечеринку у Моны, уже рассеялись.
На небосклоне угрожающе зависла неизвестно откуда взявшаяся буква:
16. Кто-то целуется в печи…
В ту же среду, в обеденный перерыв, Эмили быстро шагала по коридору художественной студии.
– Приве-е-ет, Эмили, – нараспев произнес Коди Уоллис, первая ракетка роузвудской школы.
– Привет? – Эмили оглянулась через плечо. Кроме нее, в коридоре больше никого не было – неужели Коди действительно поздоровался с