Ян не увидел, что произошло дальше: яркая вспышка на мгновение ослепила его, прогремел взрыв, и парня выбросило из чужого тела. Теперь он стоял в полумраке, где-то вдалеке маячила полуразрушенная небесная лестница.
Из-за горизонта показались бледно-синие серпы полумесяцев. Они шли один за другим, как звенья цепи. Тусклый лунный свет упал на землю. То были двенадцать лун — дочери Пламенного владыки и его второй жены. Они выстроились в ряд и опоясали всю землю. Свет не пропал навсегда, теперь люди могли выживать по ночам под лунным сиянием. Оно не дало вечной мерзлоте сковать Поднебесную. Ледники и стужа отступили перед бледной красотой лун. А где-то уже пробивались первые ростки яркоцвета — будущего спасителя Поднебесной.
Глава 4: Сто восемь смертей
— Сто восемь снов, сто восемь дней, сто восемь страстей, сто восемь жизней и сто восемь смертей, — перечислял Хоу И, — что ты понял, пережив их? Чего возжелал более всего?
Голос снова шел изнутри Яна. Теперь парень находился в собственном теле, в первый раз за все сто восемь наваждений. Его тело парило во тьме. Он почесал макушку — небожитель до этого не задавал ему вопросов. Пришло время для беседы. На вопрос всегда нужно найти ответ — это означало, что Яну пора вспомнить те чувства, вспомнить прожитое.
Тьма начала изменяться, в ней стали проявляться прожилки, затем трещины, из них лилось золотое сияние. Когда темнота треснула до основания и посыпалась, словно осколки стекла, всё залил свет, от него некуда было деться и нельзя — отвернуться. Яркость достигла предела, и Ян закрыл глаза.
Вдоль стройного ряда домов проходила вымощенная кирпичом дорога с идеально подогнанными друг к другу блоками, по бокам в них были выдолблены желобки, по которым сливали нечистоты.
Скрывшись в тени здания, он сидел на холодном камне, подтянув под себя культи, оставшиеся от ног. Шрамы давно перестали напоминать о себе, ведь с последнего сражения минули годы.
Из соседнего окна вылили ведро помоев, брызги долетели до его лица, в нос ударил неприятный запах гнили. Но ему было не привыкать — такова жизнь всеми забытого ветерана.
Оставалось только вытянуть руку и просить милостыню у прохожих, ведь теперь он не герой, а грязный попрошайка. Тонкая кожа обтянула предплечье и кисть, показывая каждый изгиб и костяшку. Люди проходили мимо, старались не смотреть ему в глаза. На их поясах позвякивали связки медных монет.
Когда солнце уже начало клониться к закату, к нему подошли люди. Несколько человек обступило его, в руках у них были дубинки. Один из них выкрикнул: «Пора убирать мусор!», замахнулся и ударил, к нему присоединились остальные. Ветеран знал, как поступить — он закрыл голову руками, вжался в камень, выжидая, когда его мучителям надоест играться с калекой. Они были всего лишь толпой малолеток с никудышно поставленным ударом. Их палки жалили его кожу, но не ломали кости. Ещё несколько ударов и у них началась отдышка, теперь в него летели плевки, а значит, скоро всё закончится.
Так ему казалось, но годы боевой славы давно минули и вместо крепкого тела у него остался только скелет, обтянутый кожей. То, что раньше было всего лишь царапиной, сейчас оказалось смертельной раной. Его чувство боли притупилось, возможно, и вовсе пропало после долгих лет жалкого существования на грани жизни и смерти. Мучители ушли, оставив попрошайку захлебываться в луже собственной крови. Рядом приземлился ворон. Птица вопросительно склонила голову на бок, будто интересовалась: «Всё ли с тобой в порядке, добрый человек?», не дождавшись ответа, она начала выклевывать ему глаза. Опустилась тьма.
Одна из прошлых жизней Яна вдруг прошла перед ним. Его уже посещал кошмар с последними мгновениями этого калеки, забитого до смерти в подворотне. Когда Ян открыл глаза боль от ран всё ещё жгла кожу, хотя сейчас парень пребывал уже в собственном молодом теле. Раны будто напоминали ему о том, что даже сильнейших из смертных ждёт забвение.
В этот раз всё было иначе. Ветеран сам двигал телом, его разум был чист, а сознание не померкло, уступив Яну бразды правления. Парень словно стоял в стороне, был как безмолвный свидетель убийства, ни в силах ничего сделать, чтобы помешать ему.
«Неужели в поисках ответа меня отбросило к прошлой жизни? Такое вообще возможно? Сколько ещё продлится этот ад?»
Вместо ответа тьму поглотил ярчайший свет, пришлось снова прикрыть глаза — так он был нестерпим.
Люди ломились внутрь дома, барабаня кулаками по воротам. Яростный стук заставил его покинуть страну грёз, в глаза ударил утренний свет, выжимая две слезинки. Он лежал на двуспальной кровати, такой просторной, что даже раскинув руки нельзя было дотянуться до её краёв. Разум пытался управлять телом, отдавал ему приказы: встать и бежать, но пелена сна ещё не ушла окончательно. Она обернула собой звуки, оттого те были глухими и далекими, практически нереальными. Голова утопала в мягкой подушке, тело не желало срывать с себя теплого одеяла. Снизу раздался треск, затем грохот — ворота пали. Вместе с ними пали и остатки сна.