Уже вставшая на ноги Нэн выносила своего сына на улицу и присоединялась к ним. У нее было много молока, и иногда она кормила не только своего малыша, но и сына Эмерелд.
— Нэн, я так тебе благодарна.
— Ерунда. У меня столько молока, что даже грудь болит.
— Нет, нет, я говорю о Джонни. Я никогда не видела его таким счастливым. Он кажется совсем другим сейчас, и все это благодаря тебе.
— Он любит всех Фитцжеральдов, и они платят ему тем же. Джонни, кажется, действительно нравится быть частью большой семьи.
— Мой брат всегда нуждался в семье, которую он мог бы любить. Теперь она у него есть.
— Шон тоже совершенно переменился. Я и подумать не могла, что он станет таким преданным отцом, — заметила Нэн. — Вчера вечером он укачивал их обоих, по одному на каждой руке.
— Он принадлежит к тому типу мужчин, которые ценят только то, что рискуют потерять, — спокойно отозвалась Эмерелд.
— Шон очень тебя любит, Эмерелд.
— Да, я знаю об этом. — “Но иногда одной любви недостаточно”, — закончила она про себя.
День начал склоняться к вечеру, когда на террасе появился Шон.
— Ты отправил письмо моей матери?
— Да, любовь моя. Я пригласил ее провести у нас месяц, если Эмбер смирится с тем, что ее станут называть бабушкой.
— Я должна уже нормально ходить к тому времени, как она сюда доберется.
— Что ж, сегодня как раз тот день, которого ты ждала. Ты уверена, что готова? — Поднимая Эмерелд с кресла, Шон нежно коснулся губами ее лба.
— Никогда не чувствовала себя такой уверенной.
— Я буду скучать о тех днях, когда носил тебя на руках, — прошептал О'Тул.
— Ну я дам тебе возможность носить меня на руках, во всяком случае, еще какое-то время.
Шон отнес Эмерелд наверх, понимая, что ей захочется сделать первый шаг без посторонних глаз. Сердце билось у него в горле, тревога за ее здоровье граничила со страхом. О'Тул не привык к этому чувству, но последнее время страх за Эмерелд и детей не оставлял его ни на минуту.
Шон усадил молодую женщину на постель, поднял ее юбки до бедер и снял тяжелые бинты с голени.
— О какое восхитительное ощущение! — выдохнула Эмерелд.
Руки Шона скользнули по ее ногам вверх, к бедрам.
— Ммм, ты совершенно права, — пошутил он.
Эмерелд улыбнулась, понимая, что Шон пытается скрыть тревогу. Она подвинулась к краю кровати, опустила ступни на ковер и взглянула на свои ноги. Пострадавшая нога выглядела гораздо тоньше здоровой, но Эмерелд надеялась, что физические упражнения все исправят.
Шон протянул ей руку, но молодая женщина покачала головой:
— Я должна научиться обходиться без тебя.
Если эти слова и ранили его, то вида он не подал.
Эмерелд медленно встала, стараясь, чтобы вес тела пришелся на обе ноги. Минуту она простояла неподвижно, ожидая, когда придет боль. Но этого не произошло, и она ощутила в себе достаточно решимости сделать первый шаг. Вдруг в обеих ногах возникло странное ощущение, словно они подгибаются под ней. Колени задрожали, она увидела, как Шон приготовился подхватить ее, но тут чудесным образом ей удалось выпрямить ноги и сделать три неверных шага. Эмерелд схватилась за спинку кресла, чтобы перевести дух.
— Тебе больно? — спросил Шон.
Она задумчиво покачала головой.
— Попробуй еще раз, — подбодрил ее О'Тул, окрыленный надеждой.
Эмерелд повернулась к нему лицом и медленно двинулась ему навстречу.
О'Тул, ликуя, подхватил ее и закружил по комнате.
— Ты сделала это! — Шон звонко чмокнул Эмерелд.
— Ну, разве это не чудесно? Я буду тренироваться каждый день. Мне хочется, чтобы мои ноги стали крепче, чем прежде. Ты возьмешь меня завтра на прогулку верхом?
— Полегче, Эмерелд, — предупредил Шон.
— Не хочу я полегче. Я буду ездить верхом, плавать и делать тысячу разных дел! Как ты думаешь, сколько потребуется времени, чтобы нога совсем окрепла?
Ее сияющее лицо доставило ему неизъяснимое удовольствие.
— С ежедневными тренировками и вечерним массажем больше месяца это не займет.
— Я сделаю это быстрее! — поклялась Эмерелд. — Я хочу, чтобы ты научил меня танцевать джигу на бочонке зля.
— Какое самомнение, ирландка! — рассмеялся Шон.
— Да, я хочу уметь все! — Она вызывающе придвинулась к нему и заговорила нарочито хриплым голосом: — Я хочу, чтобы мои ноги стали очень крепкими. Я собираюсь с их помощью сделать нечто невероятное.
Шон прижал Эмерелд к себе, представляя, как ее длинные ноги обхватят его ягодицы.
— Поведай мне, что ты собираешься сделать.
— Шон О'Тул, я хочу гнать тебя пинками всю дорогу до Дублина за твою жестокость.
Шон так громко расхохотался, что упал на кровать и потянул Эмерелд за собой.
— Аллилуйя! Я уже отчаялся. Боялся, что ты уже не станешь такой задорной и своевольной. Я так люблю твою страстность и твой гнев! И как долго ты собираешься наказывать меня?
— Разумеется, до конца твоих дней. — Хотя эти слова прозвучали шутливо, он заметил, как в ее глазах полыхнуло зеленое пламя, и к нему неожиданно вернулась тревога. Он становился очень уязвимым, когда дело касалось Эмерелд. Если ей захочется отомстить, у нее в руках есть средство, чтобы смертельно его ранить.
Она потянулась почесать ногу: