Идеальный парень

Гравий хрустел под нашими ногами, пока мы шли между какими-то дворовыми постройками, – все они были крыты соломой и выглядели довольно мило, хотя окна в одной из них точно были звуконепроницаемыми – и уже приблизились к двери дома, когда дорогу нам преградил охранник.

– Что это вы тут делаете?

Я вздохнул.

– Знаете, я задаюсь этим вопросом с тех самых пор, как мы уехали из Лондона.

– Прости, приятель. – Мужчина вытянул руку. – Но вам сюда нельзя.

– Мы приглашены, – возразил Оливер. – Это Люк О’Доннелл.

Я попытался развернуться, но рука Оливера так крепко обнимала меня, что ничего не вышло.

– Вот досада! Пошли отсюда. Если поспешим, то успеем к обеду добраться до одной милой кафешки на заправке.

– Люк, – Оливер снова повернул меня лицом к охраннику, – ты проделал долгий путь. Нельзя сейчас сдаваться.

– Но мне нравится сдаваться. Это мой единственный большой талант.

У Оливера, к сожалению, такого таланта не было. Поэтому он смерил охранника взглядом прожженного юриста.

– Мистер… извините, я не знаю, как к вам обращаться.

– Бриггс, – подсказал ему охранник.

– Мистер Бриггс, это сын Джона Флеминга. Его пригласили, поэтому он имеет все основания здесь находиться. Я понимаю, что в ваши обязанности входит не пускать сюда посторонних, но мы никуда не уйдем. И если вы воспрепятствуете нашим попыткам увидеться с мистером Флемингом, это будет расцениваться как нападение. А теперь мы войдем в дом, и я советую вам немедленно обратиться к вашему менеджеру.

Честно говоря, даже если отбросить тот факт, что у меня не было ни малейшего желания приезжать сюда, я бы вряд ли повел себя так, чтобы спровоцировать «нападение». Но у Оливера с этим явно не было проблем. Он прошел мимо того парня и направился в дом.

Прямо с порога на нас накричала рыжеволосая женщина лет пятидесяти с хвостиком.

– Стоп, стоп. Кто, черт возьми, открыл дверь?

Помещение, в котором мы оказались, если убрать оттуда все эти микрофоны и рассерженных людей, выглядело как большущий зал в деревенском стиле с деревянными половицами, немного вылинявшими коврами и огромным камином в каменной стене.

– Прошу прощения, если помешали вам, – с невозмутимым видом сказал Оливер. – Мы приехали, чтобы встретиться с Джоном Флемингом. Но, судя по всему, произошла какая-то накладка в расписании.

– Мне плевать, даже если вы явились сюда, чтобы встреться с Далай-ламой, будь он неладен! Вы не имеете права врываться ко мне на съемки!

В этот момент Джон Флеминг вышел из соседей комнаты – гостиной, которая была декорирована в таком же стиле и выглядела уютной, несмотря на свои внушительные размеры.

– Извините. Извините. – Он сделал жест, который Джеймс Ройс-Ройс называл «покаянным». – Они ко мне. Джеральдина, ты не возражаешь, если они посидят здесь?

– Ладно. – Она бросила на нас злобный взгляд. – Только не шумите и ничего тут не трогайте.

– Ну вот, – тихо вздохнул я, – а я как раз собирался начать кричать и лизать мебель.

Джон Флеминг посмотрел на меня глазами, полными искреннего раскаяния, хотя я был уверен, что на самом деле в нем не было ни искренности, ни раскаяния.

– Люк, мы с тобой вскоре пообщаемся. Я понимаю, ты не ожидал такого.

– На самом деле чего-то подобного я как раз и ожидал. Не торопись, мы подождем.

Ждать пришлось пять долбаных часов.

Почти все это время он учил Лео из Биллекрея исполнять проникновенную акустическую версию песни «Молодая и красивая»[61]. Они сидели на большом и уютном диване: Лео из Биллекрея держал на коленях гитару так, словно это был умирающий ягненок, а отец внимательно смотрел на него, словно хотел сказать: «Я верю в тебя, сынок».

Я не особенно разбираюсь в музыке, но отец явно хорошо знал свое дело. Его советы по технике исполнения были обстоятельными и не назойливыми, он не скупился на похвалу и поддержку, которую ты будешь ценить всю свою жизнь. И наверняка на экране все это смотрелось бы замечательно. В один из моментов отец даже показал Лео из Биллекрея, как лучше ставить пальцы для перехода между аккордами.

Затем нам пришлось выйти из зала, чтобы Лео из Биллекрея смог сесть напротив камина и рассказать на камеру о том, каким мой отец был замечательным и насколько важными для него стали их взаимоотношения. Причем понадобилось несколько дублей, так как его все время просили продемонстрировать как можно больше эмоций, и в конце парень уже готов был расплакаться то ли от осознания важности этого момента, то ли из-за того, что он весь день просидел под горячими софитами, ничего не ел и не пил, а разные люди все время кричали на него. Мне сложно было сказать. А может, и не сложно. Просто мне было все равно.

Пока они убирали аппаратуру – или не знаю, как там это называется на сленге телевизионщиков, – я потихоньку выскользнул на улицу и украл у телеканала печеный картофель. Впрочем, лучше мне от этого не стало. В конце концов, мы с Оливером, Джоном Флемингом и украденным печеным картофелем расположились за кухонным столом в довольно напряженной обстановке.

– Итак, – сказал я, – ты все время был занят съемками, и мне не удалось представить тебе моего парня.