– Люсьен, я могу управиться с ней.
– Ты мог бы заказать себе свой собственный гребаный десерт.
– Я же сказал тебе, что не люблю десерты.
Я смерил его недовольным взглядом.
– И при этом ты смотрел на мой брауни грустными щенячьими глазами.
– Я… я… – Он покраснел. – Я чувствую себя неловко, когда ты ешь, а я – нет.
– Оливер, ты ведь врешь, да?
Румянец на его щеках стал еще ярче.
– «Врешь» – это слишком сильно сказано. Скорее, я немного ввел тебя в заблуждение.
– Нельзя усидеть на двух стульях. Либо ты до конца следуешь своим принципам и не ешь пирожное, либо ты ешь пирожное. Какой вариант выбираю я, думаю, тебе уже и так ясно.
– Просто я думаю, что мне не следует этого делать.
Только Оливер был способен превратить процесс поедания брауни в решение серьезной этической проблемы. Он и, возможно, еще Джулия Робертс.
– Даже если ты съешь десерт, это не сделает тебя плохим человеком.
– Да. – Он снова смущенно заерзал на стуле. – Но есть и некоторые практические соображения.
– У тебя аллергия на получение удовольствия от жизни?
– В какой-то степени. Видишь ли, идеальный пресс, которым ты так восхищался, сам по себе не появляется.
Я посмотрел на него и внезапно испытал чувство вины. И хотя умом я понимал, что ради такого тела приходится разбиваться в лепешку, все равно относился к этому как к чему-то само собой разумеющемуся.
– Если тебе это поможет, то ты можешь и дальше отказывать мне в сексе, даже после того, как внешне станешь больше похож на обычного человека.
– Да что ты говоришь? Но ведь пока я не снял в твоем присутствии рубашку, ты не проявлял ко мне никакого интереса.
– Неправда. А как же тогда, на дне рождении Бриджет?
– Это не считается. Ты был настолько пьян, что мог заняться сексом даже с пачкой чипсов.
– И это тоже неправда. И кстати… – я отхлебнул веганского вина, – на самом деле я давно уже питаю к тебе интерес. А та шутка с идеальным прессом оказалась просто удачным предлогом. Так что если ты не хочешь есть брауни, потому что сделал выбор в пользу своего тела, это твое право. Но если тебе все-таки хочется этого злосчастного брауни, то давай доедим его.
Повисла долгая пауза.
– Мне… мне кажется, – сказал, наконец, Оливер, – что я хочу брауни.
– Вот и славно. Но в наказание за то, что у тебя не хватило духа заказать его себе, я буду кормить тебя сам.
И-и-и-и румянец вернулся на его щеки.
– А это обязательно?
– Да нет. – Я улыбнулся ему. – Но мне все равно этого хочется.
– Мне кажется, это не самая сексуальная еда, и ты сейчас это поймешь.
– Я помню, как ты ел лимонный пассет. Так что это будет сексуально в любом случае, независимо от того, нравится тебе или нет.
– Ладно. – Он смерил меня холодным взглядом. – Дай мне его, малыш! Сделай это пожестче!
– Все ясно, ты просто хочешь от меня отделаться. Но ничего не выйдет!
Я нагнулся над столом и положил кусочек брауни в его немного испуганный рот. Но уже через несколько секунд на лице Оливера появилось то блаженное выражение, с которым он обычно поедал десерты. Позже, когда мы приехали к нему домой и благочинно улеглись рядом на кровати, я осознал, какую серьезную стратегическую ошибку совершил, позволив себе играть в такие приторно-чувственные игры с парнем, который никогда не захочет переспать со мной. Потому что внезапно я понял, что думаю только о его губах и глазах, взгляд которых становился нежным от удовольствия, и о его дыхании, щекотавшем кончики моих пальцев. Я просто сходил с ума. Но я находился в его доме, рядом с ним и даже не мог подрочить, чтобы сбросить напряжение.
Спал я плохо. В довершение всего Оливер поднял меня в семь. И это, без преувеличения, было самым ужасным, что только может произойти с человеком. Я пытался спрятаться под одеялом, ныл и ругался на него.
– Между прочим, – он положил руки на бедра, – я приготовил французские тосты.
Я выглянул из-под подушки, которой накрыл голову.
– Правда? Правда? Правда?!
– Да. Хоть я и не уверен, заслуживаешь ли ты их после того, как назвал меня агрессивным наглым утренним тираном.
– Извини. – Я сел. – Но я же не знал, что ты в самом деле приготовишь завтрак.
– Так вот, я его приготовил.
– И ты действительно сделал французские тосты?
– Да. Я действительно сделал французские тосты.
– Для меня?
– Люсьен, я не понимаю, почему ты так одержим этими хлебцами, смоченными в яйце?
Кажется, я покраснел.
– Сам не знаю. Просто в них есть что-то домашнее и уютное, и мне это очень нравится.
– Понятно.
– И если честно, – признался я, – никогда не думал, что кто-нибудь станет их для меня готовить.
Оливер рассеянным жестом убрал волосы со лба.
– А знаешь, иногда ты бываешь очень милым.
– Я… – Вот черт. Я совсем не понимал, что мне делать. – Ну ладно, ладно. Встаю.