– И ты называешь это «всё хорошо»? – На месте пустыря, где он мальчишкой загорал на покрывале, высились однотипные дома. Все закутки были заставлены автомобилями. За жилым комплексом начинался лиственный лес, облюбованный сыроежками. – Говоря твоим языком, у меня всё просто замечательно.
– Мои трудности позади, Рома. – Яна сорвала с обочины ромашку, чтобы чем-то занять руки. – А ты? Ты счастлив в браке?
– Я живу один, Яна, – открылся он ей. – Бывшая жена нагадила в душу, забрала дочь и пьёт дайкири во дворце нового ухажёра. Этот год богат на неприятные сюрпризы. С дочерью вижусь раз в неделю, новая книга застопорилась. Время течёт сквозь пальцы, а покоя всё нет. Кризис среднего возраста во всей красе. Ни читатели, ни друзья, ни пляж с белым песком не способны заткнуть течь внутри меня.
– Мне очень жаль.
– Нет, тебе не жаль. – Он прочувствовал силу момента. Развернул её к себе, взял за руки, заглянул в глубины через всё понимающие глаза. – Как и мне не жаль, что твой муж умер. Звучит страшно, но это так. Будь всё иначе, мы бы не флиртовали весь вечер. Ты отыскала меня не ради юбилея школы и моей речи, за твоим звонком в радиостудию кроется нечто большее. Я хочу пригласить тебя на свидание, пока это не сделал кто-то другой. Один раз я уже потерял тебя, глупо совершать второй раз ту же ошибку.
– Ром…
– Что, Ром? Думаешь, мы не подходим друг другу? Думаешь, я богатенький повеса, строчащий книжонки в свободное от разврата время?
– Я…
Он снял очки, коснулся тёплых губ, теряя голову от блаженства. Прижал к себе гибкое тело, держась за узкую талию. Она обмякла в мужских руках. Почти в каждой его книге присутствовала любовная линия и одна причёсанная постельная сцена. Никакие слова не могли доподлинно передать возникающий между мужчиной и женщиной ток.
В отличие от похоти, тепла с Линдой ему катастрофически недоставало. Из-за нехватки нежности в браке, он переносил свои фантазии о светлой любви на бумагу. Очарованный мужчина слаб, говорила она, создавай главных героев мужественными молчунами, женщинам это больше понравится. И, конечно, была права. Влюблённость – удел женщин, но, чёрт возьми, сдерживать радость от любви к женщине было крайне тяжело.
С Яной сладострастие уступило место чувству, чистому, как горный ручей. Он снова вернулся в пятый класс, когда половое влечение ещё не заиграло в нём на полную силу. Время повернулось вспять, словно никогда не существовало трёх предыдущих отношений, завершившихся дыркой от бублика. Достаточно было один раз прильнуть к алым губам, чтобы шрамы на сердце затянулись, а обиды растворились в бархатном вихре эмоций.
– У меня ноги подгибаются. – Яна дышала ему в шею. Впервые за многие месяцы он смотрел на небо, не испытывая межгалактической безнадёги.
– Бросала бы ты пить, родная. – Её мягкие волосы хотелось гладить снова и снова. Без каблуков их разница в росте составляла сантиметров двенадцать.
Она уткнулась в него, сдерживая смех. Он произнёс негромкое «тшшш». Успокаивающий звук помогал укачивать Виолу, когда она ещё помещалась у него на руках в младенчестве.
– Ну-ну, не плачь, – опять сострил он.
– Я сейчас…
– Описаешься? За твоей спиной высокие кусты, ступай смело. Я постою на страже.
– Рома! – Небольшая грудь Яны конвульсивно поднималась от его подростковых шуток. Природная сдержанность не позволяла ей рассмеяться во весь голос посреди не такой уж пустынной улицы.
– Всё-всё, закончил болтать глупости.
Он взял её за руку, и они продолжили идти, разомлевшие от выброса в кровь дофамина. Летающие в световых пятнах фонарей мошки разлетались, уступая им дорогу.
– Как тихо. Давно я не прогуливался здесь в столь поздний час. Хм. Я слышу, как бьётся твоё сердце.
– Да?
– Нет, конечно.
– Я пока не научилась различать, когда ты шутить, а когда нет. Вот научусь, и ты не сможешь надо мной подшучивать.
– И не надейся, – мягко отрезал он. – Куда мы идём?
– Ты провожаешь меня домой.
– Звучит убедительно. Ты живёшь там же? На улице Вагонной?
– В соседнем доме, – сообщила она. – Переехала ближе к маме после того, как овдовела.
Роман мысленно проложил маршрут. Прогулочным шагом они придут к её дому через десять минут. Она поднимется к себе, а он вернётся на такси в сиротливую квартиру, где даже бегонии чахли от одиночества.
– Моё горе сблизило нас. Её муж, мой папа, умер от пневмонии. Ей прекрасно известно, как всё внутри обрывается, когда угасает близкий человек, а ты ничем не можешь ему помочь. Позволить ему уйти окружённым заботой – вот и всё, что у тебя есть.
– Вы обе молодцы. Принимай смерть как часть грандиозного замысла, – посоветовал он. – Это помогает не бояться конца, особенно если ты не веришь в Бога. Не за горами день, когда догорят и наши с тобой свечи. Вот тогда и узнаем, чего мы сделали людям больше – оставили ожогов или подарили тепла.
– Красивая метафора. – Яна поёжилась. Лёгкое платье не спасало от ощетинившегося ветра. – Ой, что-то я замёрзла.
Он обнял её, прижавшись плотнее всеми частями тела. Она обхватила его за талию, не до конца испорченную мучными полуфабрикатами.
– Ты сохранила фигуру.
– А ты волосы.