– Это не тщеславие, Инди. Это знание фактов. Вся эта команда, вся эта организация полагается на меня, а я только что всех подвел. – Он разочарованно качает головой. – В каждом гребаном выпуске новостей напечатано мое лицо, они все время повторяют эту гребаную запись.
Я встаю с дивана, собираясь провести остаток ночи в одиночестве в своей комнате.
– Куда ты?
Я пожимаю плечами:
– На самом деле я не хочу это слушать. Да, Райан, все это скверно, но, на мой взгляд, тебе повезло. Извини, что не понимаю всех этих разговоров о баскетболе, но, говоря о тебе как о моем… – я неопределенно взмахиваю рукой, указывая на него, – кем бы ты ни был, я просто рада, что твой мозг уцелел.
– Мой мозг ни хрена не делает в этой игре. Все делает мое тело.
Помимо того, что это утверждение совершенно абсурдно, он неправ. Я мало что знаю об этом виде спорта, но, судя по тому, что я видела, он на площадке – всегда самый умный. Он предвидит каждую игру, каждое движение. Видит все до того, как это произойдет. Его мозг – самая особенная часть его как игрока, и голова и тело отлично дополняют друг друга.
Я проскальзываю мимо дивана, но он останавливает меня, хватая за запястье.
– Прости. Я… я не знаю, как прожить месяц без игры.
Он притягивает меня к себе, и я сажусь напротив. Обхватив меня руками, Райан крепко прижимает меня к себе, как будто ему невыносима мысль о том, что я снова попытаюсь уйти из комнаты.
– Зачем ты приехала в больницу? – тихо спрашивает он.
– Потому что ты получил травму.
– Это потому, что там был Рон, и это выглядело бы подозрительно, если бы тебя там не оказалось?
Я слегка отшатываюсь.
– Так вот как ты считаешь?
Он пожимает плечами, отводя от меня взгляд.
– Я приехала, чтобы увидеть
Я успокаивающе провожу ладонью по его лицу, но он снова не может встретиться со мной взглядом, полностью отвернувшись к кухне.
Немного отодвигаясь, я заглядываю ему в глаза. Они подернуты блестящей пленкой, что делает цвет еще более ярким.
Я никогда не видела, чтобы Райан плакал, кроме тех нескольких слезинок, когда он радовался счастью Стиви. Я видела, как он неохотно проявляет другие эмоции – обиду, ревность, беспокойство, радость, веселье. Но я никогда не видела печали.
Он сглатывает слезы:
– Я думаю, тебе нужно успеть на самолет и нагнать хоккейную команду. Стиви может позаботиться обо мне.
– Нет.
– Инди, пожалуйста, – умоляет он, отказываясь смотреть мне в глаза. – Я не хочу, чтобы ты видела меня таким.
– Каким именно? – Я нежно беру его за подбородок, заставляя посмотреть мне в глаза. Слезы собираются у основания его ресниц, но не проливаются. – Каким именно? – с нажимом повторяю я. – Живым человеком?
– Мне нельзя таким быть.
Слезы все-таки проливаются, но я быстро вытираю их большими пальцами, прежде чем он слишком разозлится, почувствовав их на своих щеках.
– Я не могу все испортить. Мне нельзя переступать черту. Нельзя получить травму и взять месячный отпуск. Нельзя, чтобы это повторилось снова. Давление, – он делает резкий, прерывистый вдох, – оно душит. Я чувствую, что задыхаюсь.
Его грудь сотрясается, он пытается дышать, не расплакавшись в полную силу. Я никогда не думала, что увижу его в таком состоянии, и я чувствую одновременно гордость и ужас от того, что все испортила и заставила его заползти назад в свою бесчувственную скорлупу.
– Что нельзя, чтобы повторилось, Рай?
– Все это. Мне нельзя желать того, чего, я знаю, у меня никогда не может быть. Испытывать чувства, которые, я знаю, не будут взаимными. Иметь будущее, которое не связано с баскетболом. – Слезы продолжают капать из уголков его глаз. – Это все, что у меня есть в этой жизни, и мне должно быть этого достаточно.
– Райан, – успокаивающе говорю я, проводя большими пальцами по его веснушчатым щекам. – Я не уверена, что понимаю, о чем ты говоришь.
Посмотрев мне в глаза, он делает глубокий вдох, прежде чем наклонить голову и поцеловать мою ладонь.
– Могу я тебе объяснить?
26
Райан
Инди согласно кивает, предлагая мне все свое внимание.
Обхватив ее за талию, я раздвигаю ее ноги по обе стороны от своих, усаживая себе на ноги, чтобы она могла смотреть прямо на меня. Я так долго избегал разговоров об этом, но больше не могу сдерживаться. Она ошеломила меня, ворвавшись в мою жизнь со своим хаосом и добротой, и между осознанием того, как сильно я хочу ее, и тем, что я сегодня почти все потерял, я разбит. Эмоционально уничтожен.
Это неожиданно освобождает. В течение многих лет я был эмоционально оцепеневшим и в некотором смысле отказывался чувствовать что-либо – радость, печаль, любовь или в данном случае страх. Я ощущал все эти эмоции как смертный приговор.
Но я больше не хочу быть оцепеневшим.
Вдыхая через ноздри, я пытаюсь собрать немногие оставшиеся у меня силы.