Тоже придумал – оскорбляться из-за того, что я не хочу его убить. Суицидник хренов. Ну, зато на фоне всех его повреждений голова работает на удивление хорошо – дурная, конечно, но на привычном уровне. Это успокаивает. Как и яркие огоньки его глаз в темноте.
Раз я отлежался, пора идти за едой. Местные угрёбыши точно не имеют летающих аппаратов – ни самолётов, ни спутников, – так что если я аккуратно поохочусь в горных низинах, не увидят. Эх, а ведь если бы мы засекли что-то подобное, я бы первый настаивал на дистанционной бомбёжке, и мы с помощником не оказались бы сейчас в такой заднице – чёрной и холодной как могила. Однако и в этом есть плюс: раз у аборигенов нет спутников для связи, значит, должно быть много мощных и при этом портативных передатчиков. Нам достаточно найти всего лишь один.
Свой бронежилет я тоже сунул под спину Эрика, чтобы создать максимальную прослойку между телом и камнями, поэтому ползать туда-сюда стало ещё веселее: чёртово крошево царапает пузо и щедро набивается под футболку. Надеюсь, она не порвётся от этого, не хватало мне тут вообще голым скакать.
Что безусловно радует – здесь оказалось достаточно еды. Растительность я придирчиво обнюхал – выглядит и пахнет знакомо, с Земли привезли, – однако слишком уж терпко, пробовать не решился. Мясо безопаснее, поэтому, разведав окрестности, я открыл сезон охоты на горных козлов, тут и там укладывающихся спать.
Поскакать за ними я могу, однако таскать эти брыкающиеся туши с острыми рогами к Эрику не получится – тем более что в нашу узкую расщелину их и не пропихнёшь, поэтому пищевая цепочка такова: козлы – я – помощник. Он, конечно, демонстративно недоволен, но когда чувствуешь кровь на губах, трудно придерживаться идеалов: она ведь не только еда, но и лекарство, после кормёжки Эрик ощутимо расслабляется, перестаёт дрожать в ознобе.
Да и вообще, пусть скажет спасибо за доставку – я-то наверняка приятнее козла буду. Ну… Во всяком случае, у меня нет густой комковатой шерсти, насчёт запаха уже не уверен.
Теперь, когда Эрик пришёл в себя, во время еды ведёт себя спокойнее: не прикасается руками, обходится без зубов, и даже губами почти не двигает – только сглатывает судорожно.
Я вот что-то вспомнил, как пил его кровь – тогда, в пыльной комнатушке полуразрушенного здания. Это было приятно… Даже очень… Интересно, ему тоже настолько сносит крышу от этого? Вот сейчас – непохоже, но когда Эрик был без сознания, кормёжка выглядела гораздо эмоциональнее: впивался в мою шею горячим ртом, прижимал к себе и дышал так тяжело, со стонами вперемешку с кровожадным рычанием. То зализывал царапину – сильно нажимая языком, такое щекотное ощущение, – то снова присасывался, покусывая кожу так, что у меня мурашки по спине бежали. Если учесть, что вокруг ни черта не видно, – однозначно казалось, будто это не человек, а животное какое-то.
Сейчас уже об этом не говорят – табуированная тема, – но раньше для описания кровопоя открыто использовали слово «наслаждение». Странное дело, чем меньше у мутантов было прав, тем более свободны мы были в выражениях и вообще в повседневной жизни.
В моём детстве, помню, было какое-то социальное движение типа секты, они регулярно собирались, пели и кормили друг друга кровью – круговорот чистой энергии внутри группы, отказ от любой другой пищи… Носили белую одежду, листовки на улице раздавали. Очень популярные ребята были одно время, но потом эту контору прикрыли. Сейчас, в эпоху толерантности, уже невозможно представить, чтобы о крови говорили так открыто, прямо на улице – если мы хотим быть равными с людьми, то должны притворяться, что ничем от них не отличаемся.
«Хватит» – Эрик прижимает языком царапину, но и это делает так осторожно, словно не хочет лишний раз ко мне прикасаться. Почему-то это задевает. Нет, я вообще не то чтобы мечтал, чтобы мой помощник обсасывал мою шею будто сладкий леденец, но… Не знаю, мне больше нравится, когда у Эрика прорываются сильные эмоции – они ощущаются настолько знакомо, почти как мои собственные. Я раньше не чувствовал подобного.
Снова путь наружу. Кожу на животе саднит. Может, перевернуться на спину и цепляться за камни, подтягиваясь?
А ещё некоторые пропагандировали кровопой как замену сексу – сейчас эта идеология ушла в подполье, но всё ещё существует. Мол, и наслаждение особенное, и хранит отношения «чистыми». Духовная связь вместо низменного желания. Что правда, то правда, удовольствие в этом есть, но проверить, насколько оно способно заменить секс, у меня вряд ли получится: для этого нужно найти генномодифицированную девушку, да ещё и влюбиться в неё для полноты эксперимента. Если мужчины-мутанты ещё иногда живут среди людей, то женщины предпочитают не покидать границы гетто. Лично я знаю только одну, переехавшую к мужу в человеческий город, но она выглядит как обычная и ото всех скрывает, что мутантка.