Идеальный помощник

Справа что-то обжигающе горячее. Чёрт, температура у него ещё поднялась. Дыхание поверхностное, с присвистом – в полной темноте этот сиплый звук неприятно скребёт по нервам. Вот же дьявол! Почему всё не может быть просто? Почему вечно случается какая-то хрень?

Я подползаю выше, привычным уже движением сдираю с шеи корку от предыдущих царапин и прикладываюсь к сухим и горячим губам Эрика. Жду, пока он пьёт – глотает судорожно, то и дело тяжело выдыхая над ухом. Рука ложится на мой затылок, но совсем легко, и тут же обессиленно соскальзывает.

В одуревшую от усталости голову вновь пробирается сознание Эрика – это не слова, как мне показалось спросонок, а смутные образы: моё имя и неопределённая просьба, которые повторяются снова и снова. Может, на самом деле они не связаны между собой – это он не ко мне обращается, а всего лишь чувствует мой запах, потому я и мелькаю в его мыслях. А с просьбой всё понятно, о чём можно просить в таком состоянии – пить хочет или обезболивающего. Ничего, сейчас кровь подействует, должно стать полегче.

И она действует – рука Эрика снова подбирается, сжимает моё плечо более уверенно, а в сознании раздаётся чёткое слово: «Пожалуйста…». Да что опять ему надо? К сожалению, сервис у нас ограничен, в меню только кровь, больше ничего предложить не могу.

Глотки Эрика становятся более редкими, как будто он устал. Жду до предела. И ещё немного. Голова кружится, но что я могу сделать? Видимо, путь в поисках связи будет не таким лёгким, как я размечтался.

Стоит отодвинуться от губ Эрика и зажать рану, как в голове раздаётся: «Пожалуйста… Поцелуй меня?..»

Эм.

Чего это он?

Глаза по-прежнему закрыты – судя по тому, что я их не вижу.

«Пожалуйста».

Кхм… Просьба, конечно, странная…

С другой стороны, повреждения серьёзные, высокая температура – всё-таки он действительно может умереть. Бывает, что за короткое время до смерти человеку как будто становится лучше, он пытается подняться, разговаривает связно, убедительно так – в том числе выдаёт всякие просьбы. Бывает, что и странные.

В голову приходит воспоминание о рядовом Йоханесе – первый раз, когда я с таким столкнулся. У него ещё как раз тоже не было ноги. И вот он вцепился в меня так, что пальцы побелели, и принялся требовать, чтобы я снял с него ботинок и почесал эту самую ногу – мол, он просто с ума сходит от зуда. Я растерялся, чуть не ляпнул ему в лицо – сдурел, какая нога? – но командир операции – даже не помню уже, кто это был, – пихнул мне в челюсть и кивнул вниз – иди чеши. И вот я полз к несуществующей ступне Йоханеса и возился там, делая вид, что чешу. Чувствовал себя идиотом и даже хотел подать жалобу на командира – что это ещё за цирк такой? Увлёкся этими мыслями, а тут он мою руку перехватил и говорит: «Хватит, всё». Вот не помню, кто был, но голос его до сих в ушах стоит.

«Поцелуй…» – Эрик снова сжимает мою руку.

А вдруг он не от крови стал таким разговорчивым парнем с активной жизненной позицией? Вдруг та самая вспышка бодрости перед смертью? Ведь это возможно. Что, если он умрёт, а я буду знать, что не выполнил его последнюю просьбу? Пусть даже странную – это ещё не оправдание. Даже преступникам в этом не отказывают.

И я решаюсь. В непроглядной темноте нащупываю лицо – если ткнусь Эрику в нос, будет вдвойне неловко, – на пару мгновений замираю, – но всё же прикладываюсь губами к его губам.

Жаркие, пересохшие от лихорадки, обветренные и густо пахнущие моей кровью.

Поцелуй, конечно, так себе. То есть я просто прижался к его губам, но в такой ситуации, наверное, особые изыски и не требуются?

Секунда.

Две.

Отодвигаюсь. Этого хватит?

«Син?..» – звучит лениво. Мне кажется, что удивлённо, хотя наверняка это лишь моё воображение.

Я что-то кашляю в ответ.

«Син…» – на этот раз эмоции и вовсе неразборчивые, слишком много слабости и усталости. Непонятно, что именно он хочет этим сказать.

«Летом жарко».

Что? При чём тут это?

«Вот бы рвануть к океану».

Неуверенно мямлю: «Да, было бы неплохо».

«Помнишь, Гектор говорил про бухту? Где черепахи. Вот бы туда».

И тут меня окатывает жаркой волной стыда. Блядь, да он же бредит! И, очевидно, разговаривает вовсе не со мной. Я точно не знаю никакого Гектора.

Чёрт, я ведь сразу верно понял, что моё имя и просьба не связаны между собой, так чего потом затупил?!

Поцеловать он просил, конечно, не меня, а кого-то другого. Свою девушку. Бывшую. Или даже… маму?! Мало ли, кто там ему в бреду видится. Ведь он не сказал, куда целовать, – может, в щёку.

Мне представляется очаровательная Красная Шапочка, которая говорит своей бабушке: «Я умираю, поцелуй меня на прощание», и бабушка склоняется над ней, вот только оказывается не славной старушкой, а серым волком – вонючим, колючим и, мягко говоря, туповатым. Даже откровенно тупым. И вместо благочестивого чмока в лобик – зачем-то лезет в губы.

Нет, я, конечно, слышал, что военные тупые, но вот именно сейчас прочувствовал всю очевидную правдивость такого мнения. Хочется немедленно провалиться сквозь горы в самое пекло.

А Эрик всё не унимается: «Лодку купить… Там вода зелёная…».