— Блин, спасибо, конечно, но мог бы просто рядом постоять. Типа… — я двигаю шеей как в том клипе, показывая, насколько круто мы бы выглядели вдвоём. Как настоящие супер-напарники.
— Что это значит? — Эрик передразнивает моё движение, и в его варианте это выглядит глупо.
— Ну. Поговорили там… — я продолжаю изображать крутые танцевальные движения. У меня-то лучше получается. — И всё.
Он кривится то ли недоумённо, то ли презрительно.
— Танцевальная битва?
— Что?..
— Я говорю, вы не собирались драться?
— Нет, конечно! У нас с этим строго. То есть бывает, иногда, но редко. Обычно так, побычили, померились, у кого яйца больше…
— Холодновато для этого, — Эрик усмехается снисходительно, будто речь про развлечения детсадовцев. — В общем, ясно.
— Что опять тебе «ясно»?
— У нас нужно было бить сразу, на опережение и никогда не просить прощения. Тогда был шанс, что тебя воспримут серьёзно.
— Это где, в
— Ну-ну. А я-то решил, что помощь нужна. Намекнул бы хоть, что это друзьяшки твои, — помахал там, поулыбался. Откуда я знаю.
Ну вот, в дополнение ко всему он решил, что я настолько слабак?!
— Да я сам кому хочешь помогу! — однако, подумав, всё же добавляю: — Но спасибо.
— Ладно, — бросает Эрик и разворачивается уходить.
Но теперь я хватаю его за плечо. Нет уж, я не отпущу его в таком, очевидно недовольном и разочарованном, настроении. Зря, что ли, весь день наводил мосты дружбы.
— Подожди. Извини, если что. Я, вообще, серьёзно говорил.
Он мыкает неопределённо. Блин, что сказать-то? Я же извинился, что ещё? Поискав варианты, добавляю:
— Так что, подождёшь? А то вдруг навернусь.
Эрик смотрит на экран телефона.
— Автобус скоро.
— Да. Тогда напишу. Ну, когда залезу. Да?
— Ага.
Тяну его рукав, заставляя посмотреть на меня. И, дождавшись этого, говорю со всей доступной убедительностью:
— Спасибо.
Кивнув, Эрик уходит в направлении проспекта, а я топаю к ограде учебки. И вот что странно: мысль о том, что кто-то ждёт, пока я проберусь на территорию, дойду до здания казармы, заберусь по стене, отковыряю примёрзшую щеколду окна и напишу сообщение, что всё в порядке, неожиданно греет. Я бы даже сказал, по-семейному. Конечно, я уже давно вырос и не нуждаюсь в снисходительном контроле, но именно накануне Нового года он не раздражает, а вызывает тёплые чувства — как напоминание о прошлом, детстве, праздниках и семейной заботе.
***
На следующий день, 31-го, нас уже не выпускали с территории. Больше всего об этом пожалели мои однокурсники — потому что я, само собой, взялся выяснять, что за херню они болтают, почему неведомо кто кидает мне предъявы от их лица, и с какой стати мои клыки, оказывается, так широко известны среди контингента нашей части.
Вот поэтому, когда после обеда комендант засёк меня в коридоре и, естественно, намётанным взглядом обнаружил синяк на морде, никто из однокурсников не решился стучать ему про окно и мои отлучки. Единственное, чего комендант добился в процессе расследования, — что вчера все занимались своими делами и моей незначительной персоной не интересовались. По поводу мордобоя тоже доноса не поступило, а я, глядя коменданту в глаза, честно сказал, что ни с кем не дрался — мысленно добавив «на территории части», — а упал в туалете. Правда же! В общем, комендант знатно поорал, но самоволку или нарушение порядка доказать не смог. Отправил меня побегать по плацу — вообще не проблема — и лишил ёлки, этого сомнительного «праздника» в компании однокурсников и нравоучительных речей парторга, чему я даже обрадовался.
Стычка со старшекурсниками последствий не имела, кроме одной приятной мелочи — болтовня про вампиров в нашей спальне поутихла. То есть именно притихла, а не исчезла, в моём присутствии однокурсники стали вести себя тише. Спрячутся компанией в уголке и шу-шу-шу. Но в лицо мне никто больше не предъявлял — ни в группе, ни в коридорах. Сами те старшекурсники, когда мы как-то раз пересеклись, сделали вид, что меня не знают, только Новак осмотрел придирчиво — мол, не создаю ли проблем, все ли пуговицы на кителе застёгнуты, — но он со всеми так.
***
Третьего января — наконец-то, свобода! — к началу вечерней смены уже сижу за столиком в кофейне «У Фрэнка».
Эрик при виде меня не показывает никаких эмоций. Будто мы и не знакомы вовсе. Подходит, демонстративно достаёт бумажный блокнот и перьевую ручку.
— Добрый вечер. Что будете заказывать?
— Эспрессо, пожалуйста.
— Дополнительных ингредиентов нет.
— Я понял.
Пауза. Чуть склоняется ко мне и понижает громкость:
— Если хочешь, есть апельсиновый пирог. Правда, не совсем свежий.
— Отлично! — я оживляюсь. — Дайте два!
Он качает головой.
— Только один. Второй я съел на обед.
Народу в зале почти нет — естественно, на праздники многие уехали, — так что мой заказ Эрик приносит быстро. На подносе — белая чайная пара и свёрток в пергаментной бумаге. Внутри оказывается пирог с бисквитом и оранжевой прослойкой желе, почему-то мятый, но и в самом деле вкусный.