Идеальный шпион

— Почему же ты не пришел ко мне, сынок? «Папа, — мог бы ты сказать, или „Рики“, если тебе так больше нравится, ведь ты уже достаточно взрослый, — я бросил юриспруденцию и занялся языкознанием, потому что хочу овладеть языками. Я хочу говорить с аудиторией, как это делаешь ты, мой лучший друг, и чтобы люди, где бы они ни собрались, независимо от цвета кожи, расы или вероисповедания, слушали и понимали меня». И знаешь, что я сказал бы, если бы ты обратился ко мне с такими словами?

Пим слишком взволнован, слишком ошеломлен, чтобы угадывать.

— Сказал бы что-нибудь замечательное, — говорит он.

— Я сказал бы так: «Сынок, теперь ты вырос. Ты можешь принимать самостоятельные решения. Теперь твой старик будет стоять у лунки, Магнус, — бить, а Господь Бог вести счет игры».

Он овладевает рукой Пима, чуть не сломав ему пальцы.

Не отодвигайся от меня, сынок. Я не сержусь на тебя. Ведь мы же приятели, помнишь? Нам не надо друг друга выслеживать, шарить по карманам, залезать в ящики и откровенничать в гостиничных подвалах с несчастными заблудшими женщинами. Мы все говорим начистоту. Выкладываем все без утайки. А теперь вытри получше свои гляделки и обними-ка старикана отца!

Собственным шелковым платком с монограммой Великий Государственный Муж вытирает бессильные слезы ярости на щеках Пима.

— Хочешь побаловаться вечерком хорошим английским бифштексом, сынок?

— Не слишком.

— Старик Мэтти приготовит нам его с лучком. Можешь пригласить Джуди, если хочешь. А потом поиграем в железку. Ей понравится.

Встряхнувшись, Пим потянулся за фломастером и опять принялся за работу.

Выдержка из протоколов заседания оксфордской ячейки коммунистической партии, где выражается сожаление по поводу выбытия в связи с отъездом товарища М. Пима, преданно и неустанно трудившегося на благо Нашего Общего Дела. Дружеская благодарность ему за его огромный вклад. Подшито за номером 24а.

Смущенное письмо от казначея колледжа с приложением чека за последний семестр и пометкой «Вернуть плательщику». Подобные же письма и чеки от «господ Блэкуэла и Паркера, книготорговцев» и «Братьев Холл, портных» Подшито за номером 24с.

Смущенное письмо от президента банка, извещающее Пима, что чек на имя Пима, выписанный «Всемирной компанией Магнус дайнемик лимитед (Багамы)» на сумму 250 фунтов, он вынужден также вернуть плательщику, как и предыдущие. Подшито за тем же номером.

Выдержка из лондонской «Газетт» от 29 марта 1951, официально извещающей всех заинтересованных лиц о возбуждении дела о банкротстве Р.Т.П. и в связи с этим — восьмидесяти трех компаний и предприятий. Письмо от Главного прокурора, приглашающее Пима для беседы такого-то числа и дачи показаний касательно своих отношений с вышеозначенными компаниями. Подшито за номером 36а.

Повестки о призыве Пима на воинскую службу. Счастливое избавление от всех бед. Вот оно наконец.

* * *

— Могу я немножко посидеть с вами, мисс Ди? — сказал Пим, тихонько открывая дверь в кухню.

Но кресло ее было пусто, а камин погашен. Потому что это был не вечер, как ему казалось, а раннее утро.

12

На рассвете того же дня, за десять минут до вышеописанного, Бразерхуд лежал без сна в одиночестве в своем промозглом закутке, ставшем его одиночной камерой, и прослеживал плывущие в изменчивом лондонском небе образы из прошлого. Так воображают себе внешнюю жизнь сидящие взаперти, думая, что спят и во сне грезят. Сколько же раз приходилось ему сидеть вот так — в резиновых лодках или на холмах, затерянных в Арктике, вжимая в уши наушники ватными рукавицами, чтобы услышать слабый шепот, свидетельствующий о том, что жизнь еще существует? Здесь, в комнате связистов, на самом верхнем этаже Главного управления не было ни наушников, ни морозных ветров, пробирающих тело сквозь отсыревшую одежду, леденящих пальцы связиста, ни велосипедного электрогенератора, который какому-нибудь бедолаге приходилось накачивать, из последних сил работая ногами, ни антенны, обрушивающейся прямо вам на голову, как раз в тот момент, когда она всего нужнее. И чемодана весом в две тонны тоже не было — такой чемодан приходилось закапывать в твердую, как камень, землю, когда немцы уже дышали вам в затылок. Здесь же наверху вместо всего этого рябые серо-зеленые ящики аппаратуры, с которых регулярно стирают пыль, и полный набор исправнейших переносных ламп и надраенных выключателей. И ручки настройки, и усилители. И приборы, уничтожающие атмосферные помехи. И удобные кресла для высших чинов, чтобы, сидя в них, покоить свои досточтимые задницы. И таинственное сжатие пространства, которое чувствуешь всей кожей, глядя на цифры, мелькающие в тесном окошечке так же быстро, как мелькают годы: вот мне сорок пять, вот семьдесят, а вот мне остается всего лишь десять минут до смерти.