Идеальный враг

Наиболее вероятным выглядит предположение, что псевдолюдей не так много и воевать они не собираются. У них другая задача. Они должны внедриться в правительства стран, в UDF, в Гвардию, взять на себя часть управления, изнутри разрушить оборонную систему землян. А уж потом экстерры сделают то, для чего и были предназначены…

И все же не верится, что Курт — не человек.

Не верится, что Некко — чужак, имитация.

Враг должен быть страшным. С врагом нельзя пить водку, ему нельзя рассказывать анекдоты и смеяться вместе с ним. Враг не может делиться с тобой переживаниями, а ты не можешь делиться с врагом тушенкой из сухпая. Враг не может лежать на соседней с тобой кровати, в одной казарме, храпеть, мучиться от кошмаров, бормотать во сне. Враг не может стоять рядом с тобой и поливать огнем твоего врага, своего союзника.

Враг, похожий на друга, — это идеальный враг.

Самый страшный враг…

Так всю ночь размышлял Павел, лежа на жесткой тюремной койке и глядя в потолок.

Они проснулись от грохота, повскакивали с постелей, подбежали к решеткам, прижались к холодным прутьям, пытаясь разглядеть, что творится в длинном тюремном коридоре.

— Эй! Я спать хочу! — проорал кто-то из заключенных. И его крик словно послужил сигналом для прочих арестантов. Тотчас загудели тревожные голоса:

— Что происходит? Кто видит?

— Гнутый! Ты как там?

— Охрана! Охрана!

— Черт возьми! Неужели всё?..

По чистому тюремному коридору, звонко печатая шаг, колотя дубинками по прутьям решеток, звеня наручниками, двигался целый отряд охранников. За ними следовали другие — одутловатый гражданский судья с девушкой-секретарем, подтянутый молодой человек из службы внутренней безопасности, хмурый дознаватель, сосредоточенный представитель военного трибунала со своим зажатым секретарем-очкариком. И два высоких человека в серых костюмах, в дымчатых очках: доктор Смит и агент Смит.

Охранники рассредоточились по всему коридору: одни встали возле решеток, ударами и руганью отогнали узников в глубь камер. Другие заняли места рядом с электронными замками.

— Открывайте, — прозвучал приказ.

Щелкнули запоры. Открылись, откатились в сторону решетки дверей.

— Выходи!

Притихших арестантов вывели из камер, вытолкали, построили в шеренгу.

— Привет, — шепнул Рыжий Павлу, украдкой пожимая руку.

— Как сам?

— Нормально.

— Тихо там! — шагнул к ним охранник, замахиваясь дубинкой. Павел невольно зажмурился. Рыжий вскинул голову, подался вперед, словно специально подставляясь под удар.

— Не шевелиться!

Охранников было много, человек двадцать. Вооружены они были дубинками и электрошокерами. Те, что стояли в отдалении, держали наизготовку гладкоствольные многозарядные ружья, стреляющие резиновыми пулями. Оружие это убивало редко. Обычно оно уродовало.

— Аббас! — началась перекличка.

— Здесь, — отозвался Шайтан.

— Геккель!

— Я, — нехотя сказал Маркс.

— Голованов!

— Я…

Их было шестнадцать человек; семеро — из взвода сержанта Хэллера

— Ваши дела рассмотрены, — завершив перекличку, объявил представитель военного трибунала. Он выдержал долгую паузу, мучая заключенных ожиданием и неизвестностью, видимо, получая от этого удовольствие. Потом откашлялся, взял у своего секретаря папку, раскрыл ее. Сказал.

— Начнем!

И снова зазвучали фамилии — на этот раз их жидким голоском выкрикивал очкастый секретарь:

— Аббас!

— Я.

Представитель трибунала, заглядывая в папку, объявлял приговор:

— Виновен! Пятнадцать лет в частях особой комплектации!

— Геккель!

— Я.

— Виновен! Пятнадцать лет в частях особой комплектации!

— Голованов!

— Я.

— Виновен! Пятнадцать лет…

Пол качнулся у Павла под ногами, накренились стены. Все звуки вдруг отдалились, заглохли:

— Ягич!

— Я.

— Виновен! Восемнадцать лет в частях особой комплектации!..

Павел уже ничего не слышал. Он был оглушен своими мыслями, буря эмоций терзала его душу.

Пятнадцать лет! Штрафником!

“…Я хочу, чтобы ты вернулся…”

“…Обещай!..”

Невозможно!

Пятнадцать лет! Целая жизнь! Но за что?! Почему?!

“…гнилые они люди, Паша…”

Он шагнул вперед и вывалился из строя. К нему бросились товарищи и охранники. Друзья оказались быстрей — они подхватили Павла под руки, подняли, поставили на место, сжали с боков, не давая упасть.

— Стой, Писатель! — яростно шептал Рыжий — Держись!

— Тихо! Тихо! — успокаивал Гнутый. — Да не дергайся ты!

— Отпустите! — стонал Павел, делая слабые попытки вырваться. — Отпустите меня! Я не могу! Не могу!..

Охранники остановились в двух шагах от арестантов. Они еще не решили, что им надлежит сделать в этой ситуации. Они посматривали на офицеров и гражданских, ожидая от них если не прямого приказа, то хотя бы намека, хоть какой-то реакции. Но те молчали, таращились на постепенно приходящего в себя Павла.

— Ну что, продолжим? — сказал представитель трибунала, когда восстановилось подобие порядка.

И охранники отступили, вернулись на свои места, замерли, не сводя глаз с притихшего Павла и не оставляя без внимания прочих арестантов.

— Кринис! — отрывисто прозвучала очередная фамилия.

— Я! — откликнулся на правом фланге здоровяк в рваном хэбэ.

— Виновен! Лишение свободы сроком на три года.

— Кориа!

— Я.