Читаем Идегей полностью

С этого периода и начинается возня по бесконечному пересмотру различных этапов истории татарского народа. Вместо подлинной гражданской, социально-экономической и объективной культурологической истории огромные материальные и интеллектуальные ресурсы тратятся на бесконечные этногенетические изыскания. Делается всё, чтобы доказать, что «татары — не татары», а «только лишь булгары», тем более они «не имеют никакого отношения» к… крымским татарам! Как будто этническая принадлежность далёких предков, а не современное состояние народа — его самоотверженный труд в тылу, героизм на фронте, подвиги (джалиловцев) во вражеских застенках — а только «кровь» определяет его качество и право на существование.

Этногенез татарского народа, как всякой крупной нации, имеющей богатую и сложную историю, решается, естественно, неоднозначно. Ибо в течение более десяти — двенадцати веков поволжский регион, где оформилось «национальное лицо» современных татар, был подлинным «котлом народов», где перемешались, «перекипели» многие этнические компоненты. Многоэтническим фактически было и булгарское общество, в недрах которого сложились истоки материального бытия, хозяйственной жизни современных казанских татар. Но покорённые монгольскими ханами в 1236 г. булгары более двухсот лет жили в составе Золотой Орды. Здесь преобладающим этническим компонентом были кыпчакоязычные тюркские племена, которые, будучи доминантами в политическом, в какой-то степени и в культурном отношении, «поглотили» булгар и отдельные части финно-угорского населения региона в языковом плане. Так сложились этнически современные казанские татары. Поэтому нет достаточного основания решать вопросы их этногенеза лишь по принципу «или-или…», здесь более уместен принцип «и-и…».

Следующим слабым моментом однобоких этногенетических увлечений, порождённых постановлением 1944 г., является то, что часто искажается или же недостаточно освещается ряд аспектов гражданской, военно-политической истории татар периода становления Казанского ханства.

Что касается утверждения постановления о воспевании якобы в эпосе «Идегей» идеи вражды татар с русскими, то это является другой разновидностью исторической инсинуации. Если не считать лишь мимоходного упоминания о грабительском похода «рыжебородого князя» на булгарские города, русские как таковые в эпосе не фигурируют вообще. Названный же случай, скорее всего, относится лишь к одному из многочисленных грабительских набегов новгородских ушкуйников[116], с которыми, кстати, упорную борьбу вели и сами русские князья.

Необходимо указать, что такие приёмы Сталина и его последователей искусственно противопоставлять одни народы другим, во всём нерусском выискивать лишь антирусское и, избивая народы, говорить и действовать прежде всего от имени русских, оказались в 20—40-е гг. теми семенами, всходы и плоды которых достались нам сегодня, в 80—90-е гг., в виде серии как межнациональных конфликтов, так и антирусских выступлений на местах.

Необходимо также отметить, что метод Сталина запугивать нерусские народы страны обвинениями в антирусских устремлениях срабатывал почти безотказно и основательно. Этим, видимо, объясняется тот факт, что и на пятом году перестройки руководители республики проявляют удивительную пассивность в деле официальной отмены несправедливого постановления 1944 г.

Если вспомнить факты почти поголовного уничтожения нескольких поколений национальной интеллигенции в результате «борьбы с султангалеевщиной» в 20-х, страшных репрессий 30-х гг., неоднократной смены письменности (сначала на латиницу, затем на кириллицу), чем осуществлялся отрыв народа от многовековой культуры, и присовокупить к ним результаты духовного избиения деятелей науки, культуры после постановления 1944 г., то становится вполне понятной природа вышеотмеченной пассивности…

Таким образом, эпос «Идегей» является, образно говоря, и горем, и гордостью татарской культуры в целом. Горем потому, что именно «через него» духовная культура подвергалась выхолащиванию, что способствовало появлению нескольких пластов национальных нигилистов — «родных» манкуртов. Печальным остаётся тот факт, что «успех» опыта с «Идегеем» давал возможность сталинско-ждановской инквизиции преследовать эпическое наследие и других братских народов — башкир, казахов, калмыков, киргизов, узбеков, туркменов и других…

Гордостью же он является потому, что вопреки попыткам унизить его, исказить содержание, дастан «Идегей» продолжает оставаться великим творением народной мудрости.

Так, о чём вдохновенно поёт и размеренно повествует Он, таинственный Сказитель «Идегея»?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Семь красавиц
Семь красавиц

"Семь красавиц" - четвертая поэма Низами из его бессмертной "Пятерицы" - значительно отличается от других поэм. В нее, наряду с описанием жизни и подвигов древнеиранского царя Бахрама, включены сказочные новеллы, рассказанные семью женами Бахрама -семью царевнами из семи стран света, живущими в семи дворцах, каждый из которых имеет свой цвет, соответствующий определенному дню недели. Символика и фантастические элементы новелл переплетаются с описаниями реальной действительности. Как и в других поэмах, Низами в "Семи красавицах" проповедует идеалы справедливости и добра.Поэма была заказана Низами правителем Мераги Аладдином Курпа-Арсланом (1174-1208). В поэме Низами возвращается к проблеме ответственности правителя за своих подданных. Быть носителем верховной власти, утверждает поэт, не означает проводить приятно время. Неограниченные права даны государю одновременно с его обязанностями по отношению к стране и подданным. Эта идея нашла художественное воплощение в описании жизни и подвигов Бахрама - Гура, его пиров и охот, во вставных новеллах.

Низами Гянджеви , Низами Гянджеви

Мифы. Легенды. Эпос / Древние книги / Древневосточная литература