Идеи и интеллектуалы в потоке истории

Во-вторых, сопоставив население территории числу активных

исследователей в дисциплине, а богатство (среднедушевой доход) —

фондам и субсидиям, предназначенным для проведения исследований,

можно делать уверенные предсказания. Та дисциплина, в которой

больше число активных исследователей и значительно больше

финансовых возможностей для исследований, рано или поздно

полностью освоит свой «хартленд», свои окраины и непременно

начнет экспансию вовне, в соседние области. Если же в этих соседних

областях активных исследователей меньше, финансирование скуднее и

интеллектуальное оснащение более отсталое, то расширяющаяся

дисциплина будет посягать и на соседние «хартленды». Это и есть тот

момент, когда жертвы экспансии начинают стенать об опасном

империализме чужаков. Как видим, империалистические амбиции и

успехи именно экономической науки отнюдь не случайны.

Корень профессиональной ревности —

вопрос контроля над ресурсами

Никто не говорит об империализме и экспансии, когда ведется

разработка пограничных зон и даже окраин предметных областей

(здесь поются оды меж- и мультидисциплинарности, хотя реальная

кооперация — нечастое явление). Раздражение вторжением чужаков

вплоть до негодования и прямой силовой борьбы вызывается

экспансией на «хартленд» представителями другой дисциплины.

Откуда же столько негативных страстей, когда одни ученые вдруг

начинают заниматься областями, «принадлежащими» другим ученым?

Дисциплинарная экспансия (и империализм как многосторонняя

196

массированная экспансия) только в смысловом, содержательном плане

является конфликтом идей. В интеллектуальной истории яркий случай

прямой организационной борьбы описан Р. Коллинзом как

«университетская революция», когда в Пруссии начала XIX

в.

философы, вооружившись немецким идеализмом Канта, Фихте и

Гегеля, используя интерес государства к расширенной подготовке

инженеров, чиновников, преподавателей и ученых, свергли с

руководящих позиций теологов, создали и возглавили университеты

новой исследовательской модели, которая стала образцом для

реформирования университетов в Европе и дальнейшего создания

новых университетов во всех других странах и частях света

[Коллинз, 2002, гл. 12].

В социальном аспекте затрагиваются главные универсалии и их

воплощение в социальной организации науки:

 власть (господство в вышеуказанных профессиональных

институтах),

 престиж (легитимность этой власти, статус, репутация

в глазах профессионального сообщества, государства, общества в целом),

 богатство (контроль над материальными ресурсами, прежде

всего, распределение бюджета, управление ставками, доступ к

источникам финансовой поддержки — государству,

всевозможным фондам, заказчикам, спонсорам, что напрямую

зависит как от власти в профессиональных институтах, так и

от профессионального престижа).

В отношении всей сферы обществознания наша геополитическая

модель позволяет предсказать неуклонное повышение

междисциплинарных напряжений и конфликтности. Вероятно,

текущая дискуссия об экономическом империализме — это только

начало.

Дело в том, что социально-историческая действительность едина,

все ранее проведенные дисциплинарные границы условны и временны,

абсолютно не доступных чужакам «хартлендов» уже сейчас мало, а

затем и вовсе не будет.

Практически каждое цельное явление (от брака, написания книги,

съемки фильма и создания фирмы до появления нового города или

государства, от развода и банкротства до кризиса и государственного

распада) имеет явные или неявные правовые, экономические,

политические,  культурные, исторические, образовательные, психологические,

антропологические и прочие аспекты.

Соответственно, огромен конфликтный потенциал перекрывающихся

интерпретаций со стороны разных дисциплин.

Что же теперь — наращивать административные мускулы, чтобы

отбиваться от чужаков и самим захватывать чужие предметные поля?

Есть ли более цивилизованная стратегия? Позже вернемся к этим

197

вопросам, а теперь рассмотрим экономический империализм с

позиций нашей геополитической модели.

В чем сила экономического империализма

Отнюдь не убедительна мысль о том, что экономическая наука

начала широкомасштабную экспансию на соседние области из-за

внутреннего кризиса и осознания собственной ущербности. Говорить

можно только о росте критичности ученых-экономистов по

отношению к прежним упрощенным абстрактным моделям

(свободный равноправный рынок, рациональный, максимизирующий

полезность выбор и т. д.). Критичность по отношению к собственным

моделям, стремление и способность их трансформировать и обогащать

— это свидетельство здорового и динамичного развития науки, но

никак не кризиса и ущербности (ср.: [Гуриев, 2008; Тамбовцев, 2008]).

По всем признакам геополитической модели экономическая наука

могла и должна была расширять свои претензии на новые области.

Везде в мире, и особенно активно в США учат бизнесу. Для этого

требуются многие тысячи профессоров. Чтобы получать степени и

академические позиции, им нужно вести оригинальные исследования,