Идем! или Искусство ходить пешком

Мы скидываем рюкзаки и следуем за ним, он по горной тропинке, тут полно коз и мы — два голодных скитальца. Мы идем вдоль холма и видим дом, который постепенно вырастает под деревом — он похож на шалаши, которые мы строили в детстве на деревьях. Впрочем, дом этот выглядит солидно, массивные стены, два этажа, рядом растет дерево, листва достает до покатой крыши, покрытой цветами и травой. Симпатичный дом. Простой дом с маленькой террасой, а за домом есть еще и маленькая пристройка. Кухня и вода, которая подкачивается старым тракторным насосом, из колодца.

Мы взбираемся по лестницам, снимаем с себя сапоги и заходим в комнату. Тут на полу сидит старая женщина, она укрыта косынкой и толстым халатом, у нее борода как у мужчины, но лицо женское, круглое и красное, искаженное болью, она хлопает глазами, тяжело дышит и корчится. Пастух Рамазан показывает на Нарве, он дает понять, что хочет, чтобы Нарве обследовал женщину. Вот это да, ведь Нарве — сын врача, он носит белую рубашку и, возможно, потому напоминает врача. Он всегда держит у себя набор медикаментов: болеутоляющих, успокоительных, снотворных. Может, Рамазан и распознал эти склонности врача у Нарве, или просто это последняя надежда, желание, чтобы кто-то помог?

Доктор Дринк наклоняется и исследует женщину на полу. Одна нога у нее сильно распухла.

— Это признак того, что у нее больны почки, — говорит Нарве. — Но я ничего не могу сделать, — добавляет он. — Ей нужны антибиотики, я дам ей болеутоляющее, это единственное, чем я могу помочь в этой ситуации.

После обследования и некоторых манипуляций, которые, судя по всему, прошли успешно, пожилая женщина, жена Рамазана, уже на ногах и выглядит намного лучше, она даже вроде помолодела. Она готовит еду для нас. Мы сидим на полу в другой комнате, это совмещенная спальня и гостиная. Здесь стоит топчан, на котором спит Рамазан, матрас на полу для жены, а между спальными местами находится камин. В камин подкладывают березовые дрова, настроение улучшилось, стало тепло. Нас угощают куриным супом и хлебом, который мы макаем в похожий на йогурт крем. Затем нам подают яйца всмятку, с перцем и замечательным хлебом, подогретым в печи. Мы пьем ледяную воду, мы смотрим новости по маленькому телевизору, а потом нас угощают турецким чаем со сладкими круглыми ватрушками. Теперь можно и выкурить по сигарете. Мы выходим на маленькую террасу, светит полная луна. У Рамазана в глазах слезы. Кажется, он счастлив. Нарве озабочен, он размышляет, оставить ли Рамазану болеутоляющие таблетки.

— Ей нужен врач, — говорит он Рамазану.

Рамазан кивает и хлопает Нарве по плечу.

— Доктор, — с одобрением произносит он.

Он растроган и счастлив.

Мы спим в сарае, под маленьким навесом, на металлической двуспальной кровати, но спать очень тесно, поэтому мы уткнулись головой каждый в свою стену. Парафиновая лампа, две подушки и коврики, в которые Рамазан прячет пачки сигарет и бутылки с водкой, — это его тайник.

Мы спим крепко и долго. Нас будит Рамазан. Он стоит в дверях и подает нам знаки: пора завтракать. Мы садимся на полу в комнате, едим яйца и хлеб, пьем кофе и воду. Жена Рамазана спит на матрасе, таблетки помогли ей, и сон для нее как неожиданный дар. Рамазан все еще в хорошем настроении, а Нарве по-прежнему озабочен, он отдает Рамазану все болеутоляющие таблетки. Мы вытаскиваем пачку американских сигарет и турецкие деньги, но Рамазан не хочет брать деньги.

— Возьмите деньги для доктора, — говорит Нарве.

Рамазан кивает и обнимает его.

— Доктор, — повторяет Рамазан и закуривает сигарету.

Мы направляемся к деревушке Гедельма. Это легкий маршрут, мы идем по долине, по проторенной лесной тропе, тропе пастухов и охотников. По дороге мы встречаем двенадцатилетнюю девочку, она пасет стадо из двадцати или даже больше коз и держит палку в одной руке и камень в другой. Между прочим, эти рабочие инструменты ни капли не изменились за два последних тысячелетия. Мы видим, как взлетают две белые куропатки, и через некоторое время нам попадается охотник, он идет с дробовиком на ремне через плечо. Он коренастый, с бородкой, в треугольной шляпе, в перьях, похож на настоящего охотника с картинки. Я фотографирую его, он подходит ко мне и целится в объектив, портрет получился жутковатый, но вполне безобидный.

Мы шагаем без напряжения, Нарве впереди, а я через несколько сот метров. Так что я могу расслабиться и подумать о чем-нибудь. О чем же я думаю? Когда шагать легко, то в голову приходят несерьезные мысли: я стряхиваю с себя все заботы, я уже не думаю о том, что буду делать, когда поход закончится: как я буду жить и о чем буду писать. Мы продвигаемся вперед, а мысленно я возвращаюсь назад, в прошедшее время. Я думаю о детстве и юности, я возвращаюсь в минувшие дни, которые уже не вернуть, а мы тем временем идем вперед, к чему-то неизведанному и новому.