Идем на восток! Как росла Россия

Тут разделились примерно поровну. Группа во главе со святым человеком двинулась в обход, чтобы атаковать русский квартал с запада, а лучшие силы, «ведомые флагоносцем на белом коне», пробравшись через сады сочувственно наблюдающих пригородных кишлаков, около 3 часов, в полной тьме и тишине, атаковала один из бараков летнего воинского лагеря. Не стреляли. Резали сонных, растерянных, сразу обнулив, как потом выяснилось, 22 души. Еще 19 были тяжело ранены, и еще 5 легко, но эти уже в свалке. Мятежники захватили десятка три винтовок, но незаряженных. Драка раскатилась по лагерю, солдаты, злые до предела, полуголые, бежали на шум, били шахидов всем, чем попало, убив многих, однако те, не оставаясь в долгу, давили числом.

Спас случай. Такого никто не мог предвидеть. Некий хозяйственный унтер, Назарий Хоменко, по случаю («ни о чем не ведал, прибрал с собою, не спросясь поручика, чтобы было, потому оно лучше когда есть», – объяснял он дознавателям после того) имел под койкой ящик патронов, которые солдатики расхватали мгновенно, – и при первых же выстрелах толпа побежала. Тем паче что флагоносца свалили одним из первых. При этом, однако, пишет Юлия Головнина, почти очевидица, «были эпизоды, невольно заставляющие проникаться удивлением к силе фанатизма. Когда толпа набросилась на спящих, несколько в стороне встал старый мулла и громко читал коран; возле него два мюрида держали свечи. Старик читал и когда поднялась тревога, и когда раздались первые выстрелы. Наконец, все смешалось, нападавшие бросились бежать врассыпную, последние из них скрылись в темноте, а старик все читал свой коран и его мюриды около него держали свечи, пока не пали все под ударами разъяренных солдат». Впрочем, и это не помогло. Сбежали все, кто мог хоть как-то бежать. Бросая все, вплоть до коранов и амулетов, превращающих пули в капли воды. Рассеялась, услышав пальбу, планом никак не предусмотренную, и толпа, обходившая город с запада. Одним из первых дал ноги сам ишан, далеко, впрочем, не ушедший: в 60 верстах от Андижана святого человека, несмотря на револьвер, поймали и сдали сами местные.

И пришел бука

Естественно, подошли войска, и по горячим следам были приняты меры. Город оцепили, сады прочесали, по кишлакам прошли густым гребнем. Кое-кто из нападавших, конечно, сумел скрыться, если не за китайский кордон, то в горах, но все, отметившиеся хоть как-то особо, – всего 546 человек – угодили на цугундер. Власти сообщили населению о намерении снести на фиг все кишлаки, через которые, получая подкрепление, прошло воинство дукчи-ишана, и взять с долины контрибуцию в миллион рублей. «Черное пятно лежит на всех вас, – спустя несколько месяцев, 23 августа, сказал “лучшим людям” Андижана специально прибывший генерал-губернатор. – Ужели не понимали вы, что песчинке не пристало бороться с великой горою?», – после чего уведомил собравшихся о решении правительства отменить не оправдавшую себя выборность аксакалов.

«Лучшие люди» выли, ползали на коленях, умоляли допустить к ручке или ножке, но дозволения не получили. Не было им доверия. Большинство их, так или иначе зная о предстоящем, молчали до упора. «Прискорбные события в ту трагическую ночь, – указывалось в обвинительном заключении, – ясно показали, кто есть кто: из местного населения нашлось всего три человека, осознавших свой долг перед великой Россией». О людях обычных говорить не приходится. Они слились с тенью. «Народ смущен и напуган, – констатировала Юлия Головнина, как раз в те дни проезжавшая через Андижан, – вину за собою знают все, все ожидают целого ряда казней и самой строгой кары. Население наружно почтительно к русским необычайно: при проезде русских по сартскому базару или старому городу все встают и почтительно кланяются; при проходе русского дают ему дорогу. В городе поговаривают о том, что солдат несколько распустили и что они нередко обижают сартов» (во что верю сразу, потому что служивые были в бешенстве, и не понять их трудно).