И на этом, пожалуй, все. По крайней мере, эпоха завершилась, и сквозь слои гнилой тины начало пробиваться что-то свежее. Дукчи-ишан был с ног до головы прошлым, а севернее, в казахских аулах уже вставали на крыло будущие джадиды (западники), с подачи татарских интеллектуалов осмысляющие себя как пусть своеобразную, но часть Европы. Отзвуки их идей ползли и на юг. Правда, очень медленно, а когда все-таки доползли, вольтерьянство приняло крайне причудливые формы, – и все же. Все случившееся далее, включая чудовищный бунт 1916 года и после того, это уже иные времена, иные идеи, иные реалии и совсем иные люди.
Подытоживая же нашу тему, остается разве понять: во благо или во вред пошли описанные события двум, как нынче модно формулировать, фигурантам? На мой взгляд, что касается «туземцев» ответ однозначен: да, во благо. С Россией сложнее. Выгод она, в конце концов, не получила, а потратила много – и никакой хлопок не окупал затрат. По сути, именно «инородность» этих территорий, доставляя Центру, как бы он ни назывался, лишь головную боль, стала одной из из причин развала Империи. Не основной, конечно. Однако немаловажной.
Так что, видимо, с какой-то точки зрения, возможно, и не стоило.
Но, с другой стороны, геополитика зла.
Если не приходишь ты, приходят к тебе.
И никак иначе.
Глава XLIII. Белое солнце пустыни
Впрочем, обустройство обустройством, а Большая Игра шла своим лишенным эмоций чередом. Тревога Острова за Индию диктовала правила. К тому же, полагая сферой своих «естественных интересов» все, что к Индии так или иначе прилегало или хотя бы лежало поблизости, островитяне, еще не оформив весь Индостан, уже присматривались к дорожкам, ведущим на север, в бесхозные, но, по слухам, богатые ханства Центральной Азии, на пути к которым лежал Афганистан…
За речкой
Собственно, сама по себе нищая, предельно проблемная страна, населенная диковатыми бестолковыми племенами, интереса не представляла. Но, контролируя ее перевалы, можно было не очень волноваться за северные границы Индии, так что игра стоила свеч. События развивались, словно фейерверк-шоу, захватывающе пестро. Россия одерживала яркие победы, остававшиеся, однако, только эпизодами. Окупалась спокойная методичная, с падениями и подъемами работа Лондона. Знаменитая «дуэль в Кабуле», где русский разведчик Ян Виткевич блестяще обыграл знаменитого коллегу Александра Бернса, убедив эмира Дост-Мухамеда просить Россию о принятии Афганистана под протекторат и защите от англичан, закончилась впустую. Николай Павлович не счел возможным ссориться с Британией, а Ян Викентьевич, как известно, погиб при невыясненных обстоятельствах в Петербурге, причем бумаги его, официально «сожженные перед самоубийством», как выяснилось много позже, почему-то оказались в распоряжении английских коллег. Плохо кончил, впрочем, и сам Бернс, убитый в Кабуле в самый разгар первой англо-афганской войны, начатой Лондоном с целью устранить «пророссийского» эмира и присоединить Афганистан к Британской Индии, но, в связи с огромными потерями, завершившейся довольно скромно – установлением «непрямого контроля», основанного на интригах и, в первую очередь, на подкупе. Эмир Дост-Мухамед, храбро сражавшийся, взятый в плен и принятый там с подчеркнутым уважением, возвратился в Кабул, где ни один из британских ставленников удержаться не смог, «верным другом Бадшах-Ханум с далекого Острова».