Сама мысль придает мне такие силы, что я непроизвольно делаю шаг вперед, чтобы побежать к нему, но Шейн хватает меня за плечо. Я останавливаюсь и просто стою, пока Шейн по-прежнему удерживает меня, а Джек продолжает внимательно вглядываться в мое лицо.
Наконец, Джек кивает, разворачивается и заходит в ангар, больше не обернувшись. Как только он входит внутрь, я слышу рев приветствующий его толпы. Я чувствую, как меня начинает колотить дрожь. Шейн убирает руку с моего плеча, но я сама обхватываю себя руками, пытаясь не думать о том, что происходит в этом ангаре.
Я вглядываюсь в лицо Шейна. Он пристально смотрит на вход в ангар, лицо напряженное, тревожное.
— Все будет хорошо, правда ведь?
— Да, все будет хорошо, — отвечает он очень тихо, стараясь не смотреть мне в глаза.
Сейчас впервые, я осталась с ним наедине после той ночи в особняке Джека, когда он обнаружил нас.
— Прости, — говорю я.
Он резко разворачивается ко мне.
— О чем?
— О той ночи. Я не хотела тебя обидеть или создать какие-то неприятности между тобой и Джеком.
Он недоверчиво смотрит на меня.
— Ты не понимаешь, не так ли?
— Понимаю, что?
— Мой брат никогда бы так не поступил, если бы ты подходила мне.
Я смотрю на него с нескрываемым любопытством. Опять та же непоколебимая преданность по отношению друг к другу, даже за счет себя.
— Мой брат заменил мне отца, которого у меня никогда не было. Знаешь ли ты, что он мечтал стать ветеринаром? Он хотел стать самым лучшим ветеринаром в мире. Он был уверен, что может разговаривать с животными. Возможно, так оно и есть, потому что даже самые злобные и свирепые собаки начинают перед ним вилять хвостом.
Его глаза становятся холодными.
— И ради нас он лишился своей мечты. Только благодаря ему, мы являемся сегодня теми, кем являемся, потому что он принимал жесткие решения и осуществлял их, они тогда были просто необходимы для того, чтобы мы остались живы и смогли процветать. Я обязан ему жизнью. Согласен, ты мне понравилась, но, не знаю, что ты себе на придумывала, я спокойно смог отойти в сторону. И кстати горжусь, что так сделал, хотя бы что-то смог сделать для него хорошее, например, познакомить тебя с ним.
Мои щеки вспыхивают ярко-красными пятнами от чувства вины.
— Я не специально, — бормочу я.
— Ты такая умная и все же настолько слепа, — говорит он, качая головой. — Когда ты смотришь на него, что ты видишь?
Я не понимающе покачиваю головой. Мои мысли о Джеке все такие перемешанные, они сами конфликтуют друг с другом и от этого, я испытываю растерянность, поэтому даже не пытаюсь анализировать, что думаю.
— Ты видишь бросающегося в глаза своим внешнем видом гангстера, не так ли? Одевающегося, также, как они, но это маскировка, которую он использует, чтобы они не смогли разглядеть, что он не является одним из них.
Я вспоминаю Джека на лошади и его на острове. Ему нравилось ходить небритым, босиком и без рубашки.
— Ты действительно думаешь, что мой брат угождает
15.
Джек
Ангар заполнен гулом голосов. Все вокруг меня делают ставки и кажется всюду деньги переходят из рук в руки. Доминик привлекает внимание некоторых наших парней, чтобы они прокричали мне приветствие, но их слишком мало по сравнению с людьми, которые пришли посмотреть на Летучую Мышь.
Шесть футов и два дюйма, гораздо ниже меня, весом более девятнадцати английский фунтов, и с грудью более пятидесяти пяти дюймов, он не только ветеран тридцати кулачных боев, но и чемпион. Я не рассказал Лили, Билли Джо Пилкингтон никогда не проигрывал. Его противники, и это известный факт, или медленно остывали или уползали с трудом от него в конце боя.
И естественно он думает, что никто и никогда не сможет побить его.
Глубоко вздохнув, я направляюсь на импровизированный ринг. Прошло много времени, с тех пор, как я участвовал в одном таком поединке. Ринг представляет из себя маленький шесть на шесть футов квадрат, огороженный по три тюка сена, поставленных друг на друга и доходящих до уровня бедер. Билли Джо стоит в углу, по пояс голый, выпятив грудь, покрытую татуировками, и самая выделяющаяся из всех — летучая мышь с широко открытым ртом в жутком крике, и надпись: «Страха нет», написанная старинным готическим английский шрифтом.
Его черные глаза с хладнокровной решимостью зафиксированы на мне, он потягивает Гиннес из банки. Медленно глотает, намеренно сжав банку рукой, и белая пена выплескивается прямо из банки, обливая его огромные руки. Он отшвыривает согнутый кусок металла в сторону, и с диким ревом многократно ударяет себя в грудь кулаком, показывая всем удивительное чертовое шоу.
Не отводя от меня взгляда, он ударяет кулаком (один раз он разбил костяшки пальцев в пух и прах во время очередного боя) в раскрытую ладонь другой руки. Он чувствует обожание собравшейся толпы и пытается запугать меня.