Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.)

Итак, особого разгула страстей, как то было в Институте истории, у археологов не наблюдалось. Равдоникас заочно был назначен главным и по сути единственным «космополитом». Настоящая буря в археологической науке начнется на следующий год из-за разгрома марризма. Впрочем, еврейское происхождение мешало идеологической чистоте археологии. Дело в том, что древнейшие периоды активно использовались в патриотическом воспитании, поэтому предпочтительнее, чтобы раскопки велись русскими (или украинцами и белорусами). Так, проводивший раскопки Москвы М. Г. Рабинович был от них отстранен[1256].

10. Проверка Института истории АН СССР в 1950 г.

Разгром «безродных космополитов» и обнаружение их в огромном количестве в главном научно-историческом учреждении страны сигнализировал вышестоящим инстанциям, что в Институте истории не все в порядке. Очевидно, что относительно либеральный и вальяжный стиль руководства Б. Д. Грекова уже не устраивал, и предполагалось ужесточить контроль над кадрами учреждения. Для этой роли как никто другой подходил А. Л. Сидоров, «прекрасно» проявивший себя во время погромных кампаний в МГУ, АОН и Институте истории. Его поставили во главе комиссии, которая должна была проверить работу института за 1945–1949 гг. В состав комиссии, помимо Сидорова, вошли А. В. Арциховский, С. А. Никитин, А. А. Губер, Н. Л. Рубинштейн (специалист по международным отношениям), И. С. Галкин, И. И. Смирнов.

Проверка проводилась с 3 по 20 января 1950 г. Предварительно был составлен план работы комиссии, который включал восемь пунктов:

1. Изучение планов работы секторов. Оценивалась проблематика, выявлялись исполнители и сроки, рассматривались оконченные работы.

2. Изучение идейно-теоретического уровня работ. Оценка проводилась по следующим критериям: а) актуальность тематики (для СССР, для стран народной демократии, для международного коммунистического движения); б) методологическая острота и направленность; в) разоблачение буржуазной историографии.

3. Оценка кадров научных сотрудников, которая проводилась по трем критериям: состав, квалификация, активность в работе.

4. Анализ связи с периферийными организациями.

5. Рассмотреть качество подготовки кадров в аспирантуре и докторантуре.

6. Оценка работы Ученого совета.

7. Отдельно предполагалось оценить стиль работы директора и заведующих секторами.

8. Наконец, отдельной строкой шла проверка отделения в Ленинграде[1257].

Предполагалось закончить работу по секторам к 15 января, а 20 января доложить об итогах Президиуму АН СССР.

В подготовленном внушительном отчете подробно анализировалась работа Института. По традиции вначале рассматривались объективные условия труда научного коллектива. Опять-таки, по традиции делался категорический вывод о том, что условия для работы института «исключительно благоприятные», поскольку «Институт истории не может пожаловаться на недостаток руководящих методологических указаний»[1258].

Не найдя объективных причин провалов, проверочная комиссия нашла их в сфере идеологических недоработок, противопоставляя положение в институте идеальному идеологическому образу советского ученого-историка: «От советских историков требуется высокая партийность и большевистская воинственность, идейная целеустремленность и организованность во всей их научно-исследовательской работе, напряженная борьба за выполнение государственных заданий, за создание высококачественных научных работ как по истории нашей социалистической Родины, так и истории других стран и народов. Между тем в деятельности Института истории все эти качества либо слабо развиты, либо вовсе отсутствуют»[1259]. Далее перечислялся длинный ряд работ сотрудников института, подвергшихся критике.