Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.)

Но вскоре положение Луцкого, казалось бы, относительно прочное, заметно пошатнулось. Весь январь в институте проходили проверки. Был сделан вывод о многочисленных политических ошибках и необходимости серьезных кадровых перестановок и чисток[1356]. Правда, имя Луцкого персонально в отчете не упоминалось. До коллектива института результаты проверки должны были дойти как раз в конце февраля. В этих условиях недоброжелатели Луцкого могли быстро поднять голову, припомнив историю с документальной публикацией. Последним ударом по изданию стала отрицательная рецензия директора Института истории партии Московского городского комитета и Московского комитета ВКП (б) Г. Д. Костомарова. Судя по всему, Луцкий попытался спасти издание, скрыв от руководства рецензию. Поведение историка объяснялось и тем, что в случае официального осуждения сборника фактически ставилась под удар его диссертация, основанная на документах, вошедших в злополучный сборник. Ситуация с диссертацией осложнялась и потому, что в научном отчете она была указана автором как завершенная. Но вскоре о рецензии стало известно.

29 марта 1950 г. состоялось заседание партбюро Института истории. Первым выступил секретарь А. А. Матюгин. Он заявил, что Луцкий фактически сорвал подготовку издания, засорив его «порочными документами». Он указал, что «несмотря на указания и замечания, которые были ему сделаны при обсуждении, тов. Луцкий упорно стоял на той точке зрения, что все документы в томе нужно оставить» [1357]. Более того, по словам А. А. Матюгина, автор-составитель скрыл от коллег отрицательный отзыв Г. Д. Костомарова, в котором указывалось на недопустимость помещения в сборнике документов за подписью врагов народа. Дальше — больше: «Тов. Луцкий до сих пор не признал своих ошибок и не исправил их. Наоборот, тов. Луцкий обратился с докладной запиской в ГАУ, в которой обвинял сектор в объективистских ошибках. Тов. Луцкий недисциплинированно относился к заданиям сектора, отказался принять участие в работе по истории Москвы»[1358]. Итак, набор обвинений был очень серьезным. Необходимо учитывать и то, что они исходили от партбюро института.

Выступление Луцкого, по канонам того времени, представляло покаянную речь. Он признал, что проявил «буржуазный объективизм», а плановую работу, включая монографию, не сумел сдать в срок. «Я долго не понимал того, почему важные, официальные документы за подписью врагов народа не могут быть помещены в сборник, но с конца февраля я осознал свои ошибки и принял меры к тому, чтобы сборник был снят с печати»[1359], — говорил Луцкий.

Члены партбюро А. А. Мочалов и Л. Н. Пушкарев призвали строго наказать провинившегося. Последний даже требовал, чтобы Луцкий возместил понесенный институтом материальный ущерб (?!)[1360]. Присутствовавший на заседании заместитель директора института С. Л. Утченко ситуацию с Луцким повернул в партийноорганизационное русло, заявив, что ее причиной стало то, что в Археографическом совете, где в том числе и готовился сборник «Национализация земли в РСФСР», слишком мало коммунистов.

Особенно важным было выступление влиятельной Н. А. Сидоровой. Не предъявив особых претензий к научной квалификации, она охарактеризовала Луцкого с партийной точки зрения: «…То, что произошло с тов. Луцким, говорит о проникновении чуждых влияний в нашу среду. Его поведение нужно квалифицировать как потерю партийной политической бдительности и скатывание на позиции “буржуазного объективизма”. Надо также отметить, что многие товарищи плохо отзываются о т. Луцком, как о бюрократе, сухом человеке и т. д…. К партийной работе т. Луцкий относится плохо, с трудом удается его уговорить выполнять партпоручения. В целом о нем создается неблагоприятное впечатление, как о человеке, оторвавшемся и от партколлектива, и от народа, потерявшем чувство политической ответственности»[1361]. Приведенная пространная цитата прекрасно иллюстрирует представление (даже скорее идеологему), что научные ошибки идут рука об руку с потерей партийной бдительности и оторванности от коллектива. В этих случаях «партколлектив» считал своим долгом поставить под особый контроль виновного.

После выступлений встал вопрос о том, чтобы вынести партийное взыскание. За Луцкого попытался как-то заступиться А. А. Мочалов, напомнив, что выговор выносится за политические ошибки, а здесь скорее халатность. Более того, напоминалось, что Луцкий относился к работе добросовестно и плохо видит. Тем не менее, партбюро проголосовало за выговор с занесением в личное дело.