Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.)

Аджемян призвал при интерпретации исторических событий исходить из государственной целесообразности, которую он называл «критерием исторической истины»[1519]. В своих рассуждениях он покусился на святое, на классиков марксизма, которые, по его мнению, имели самые смутные представления о России в целом и движении Шамиля в частности: «Тут цитаты из Маркса и Энгельса о Шамиле не помогут, ибо знание России не составляло сильную сторону этих наших учителей». Они не понимали, что «Россия не есть проселочная тропа по отношению к столбовой дороге мировой истории, а наоборот, ей-то и принадлежит высокая честь составлять своей историей последнюю фазу этого великого тракта»[1520].

Многие идеи, высказанные Аджемяном, в той или иной форме были озвучены на совещании и другими выступавшими, но в целом его речь оказалась экстравагантной, провокационной, слишком радикальной в своей незакамуфлированной апологетике российского государства и его мессианского призвания. Панкратова назвала все это «бредом», «гегельянщиной». «Впечатление было неотразимое. Собравшиеся не верили свои ушам и глазам», — писала она. Но тут же прибавляла: «В президиуме молчали и внимательно слушали»[1521].

Выступавшая после Аджемяна Панкратова обрушилась с критикой на историков — «государственников», в том числе и на предыдущего докладчика. Она обвиняла его в «отходе от марксизма-ленинизма», предательстве классового подхода[1522].

По мнению А. М. Дубровского, не только бывшие «красные профессора», но и один из главных идеологов партии А. С. Щербаков скептически отнесся к выступлению Аджемяна. Впрочем, даже если это так (что доказать практически невозможно), все равно к нему очень внимательно прислушивались, видимо держа в уме какие-то идеологические комбинации. Очевидно, что никому не известный «историк по наклонностям» на такое мероприятие просто так попасть не мог. Что-то в его идеях крайне заинтересовало идеологов, а его выступление было похоже на сознательную провокацию для прощупывания настроений профессиональных историков.

В проектах резолюции (которая так и не была обнародована) по итогам совещания взгляды «некоего Аджемяна» были осуждены как «буржуазные». Фактически была повторена точка зрения Панкратовой. Впрочем, и ее позиция по ключевым вопросам отечественной истории также подверглась критике. 24 октября 1944 г. Щербаков выступил на пленуме Московского городского комитета партии, где с осуждением рассказал о воззрениях Аджемяна[1523]. С критикой его взглядов (хотя и не называя имен) выступил Г. Ф. Александров в своей статье «О некоторых задачах общественных наук»[1524].

На заседании парторганизации Института истории АН СССР 18 апреля 1945 г. представитель «Исторического журнала» И. А. Кудрявцев выступил с докладом «О некоторых искривлениях по вопросам истории СССР». В нем он специально остановился на фигуре Аджемяна, подчеркнув, что тот отошел в своих воззрениях от марксизма и проповедует гегельянство, выпячивая роль государства как выразителя народного духа. Он тезисно донес до слушателей критику Аджемяном советской исторической науки: «Советская историческая наука еще слишком незрела, наивна, она переживает, по его выражению, “детскую болезнь левизны”: 1. Советская историческая наука не может отойти от якобы буржуазного принципа классового деления общества. Этот принцип, по мнению Аджемяна, вовсе не свойственен марксизму, а навязан историками реставрации — Гизо и Тьерри; 2. Советские историки интересуются лишь разрушителями государства, а не его созидателями. Этому Аджемян противопоставил свою точку зрения: 1. За основу исторического процесса нужно брать не классы, а народы в целом; 2. Понятие народ не противостоит понятию государства, которое для него является не продуктом классовой борьбы, не органом насилия господствующего класса, а воплощением народного духа, неразрывной связи народа и государства; 3. Государственные деятели, по мнению Аджемяна, воплотители народной воли, народного духа, народного лица…»[1525].

И. А. Кудрявцев назвал такие взгляды неприемлемыми, а само явление, которое получило определенное распространение и в среде профессиональных историков, «аджемяновщиной», сутью которой являлась реабилитация великодержавного взгляда на историю и отказ от классового принципа. Заметим, что появление ярлыка, столь характерного для начальных стадий любой советской идеологической кампании, может свидетельствовать о намерении таковую провести. Впрочем, в действительности ее не последовало, а присутствовавшие партийные историки с одобрением восприняли доклад.