Идеологические кампании «позднего сталинизма» и советская историческая наука (середина 1940-х – 1953 г.)

Любопытно отметить, что абсолютное большинство награжденных изданий касались древних периодов истории. Лишь небольшая часть была посвящена новейшей истории и советскому времени. Это отражало общее состояние советской исторической науки, где ученые предпочитали исследовать древнейшие периоды, не вторгаясь в идеологически опасный период. В одной статье, посвященной Сталинской премии, прямо бросался упрек историкам в том, что они мало работают над изучением новейшей истории: «Советские историки, давшие ценные труды по истории древнего периода и средневековью, недостаточно внимания уделяли изучению истории нового времени. Мало сделали советские историки в области изучения истории советского периода. Долг советских историков — быстрее ликвидировать эти недостатки»[1744].

Видимо, не стоит недооценивать и повышенный интерес самих советских идеологов к древности, приобретшей особую актуальность в связи с поворотом к патриотизму, который традиционно воспитывался на примерах из прошлого, причем чем более отдаленного, более романтизированного и упрощенного, тем лучше. Недавнее прошлое помнили слишком много людей, и зачастую их память отличались от идеологических штампов. Образ идеального прошлого нередко заслонял образ идеализированного настоящего и идеального будущего. Совершенно очевидно, что внимание к проблемам древнейшей истории необходимо связать и с противостоянием нацистской идеологии, черпавшей вдохновение в образах глубокой древности. Подчеркивание древности и автохтонности населения СССР, его высочайшего культурного уровеня — это ответ на заявления немецких историков об отсталости славян и особой миссии «истинных арийцев».

Еще одну тему, проходящую красной нитью через многие исследования, стоит выделить отдельно. Речь идет о татаро-монгольском нашествии и его роли в истории народов СССР. Выше было описано, как в целом ряде книг нашествие рассматривалось не просто как рубежная черта в истории Евразии, но и как пример не имевшей прецедента в мировой истории катастрофы, сплотившей будущие регионы страны Советов. Мужественное сопротивление нашествию всячески подчеркивалось, показывались катастрофические последствия. Аналогии в современности долго искать не приходится. Очевидно, что нашествие монголов рассматривалось как прообраз нашествия нацистов, а его последствия должны были показать то, что ждало бы СССР в случае победы Германии. На контрасте победившего Советского Союза и порабощенной Руси демонстрировались и достижения нового социальнополитического строя. Важно отметить, что здесь были использованы образы еще имперской пропаганды времен Первой мировой войны, когда немцев называли «Чингисханом с телеграфом». Нашествием монголов оправдывалось и отставание России от передовых стран Западной Европы. Любили повторять и упрек о неблагодарности Европы по отношению к России, спасшей ее от монгольского кошмара.

Таким образом, Сталинская премия не только отражала, но и играла важнейшую роль в формировании концептуального облика советской исторической науки. Книги, отмеченные ею, образовывали монолитный фундамент здания истории. Их положения, пускай и часто скорректированные, вошли в многотомные обобщающие труды и учебники. Многие из книг-лауреатов оказались вскоре забыты, но идеи, заложенные в них, показали свою живучесть, и влияли на профессиональные исторические исследования и массовые представления еще очень долго.

Заключение

Для истории советской историографии годы «позднего сталинизма» оказались, безусловно, драматической страницей. Во многом это было обусловлено широтой вовлечения историков в проработочные мероприятия, которые прошли практически во всех мало-мальски крупных научных и образовательных учреждениях. На протяжении последних лет сталинского правления можно было в очередной раз наблюдать, как идеология бесцеремонно вторгалась в жизнь корпорации историков.

Содержание кампаний внешне напоминает какое-то коллективное безумие. Но это внешне. Внутренне они имели свою железную логику. С определенными оговорками феномен идеологических кампаний и их влияние на историческую науку можно рассматривать как столкновение двух неравных в своем могуществе сил: партийной и академической среды, их специфических культур.

Идеологические кампании (в первую очередь к ним относятся такие кампании, как борьба с преклонением перед «иностранщиной», борьба с буржуазным объективизмом, борьба с космополитизмом и ряд других) пусть и преследовали общую цель мобилизовать антизападнические настроения и повысить уровень советского патриотизма, тем не менее их нельзя смешивать в одну большую кампанию. Каждая из них имела свою логику, целевых жертв, идеологические нюансы и последствия. Так, с моей точки зрения, надо разграничить кампанию по борьбе с объективизмом и антикосмополитическую кампанию.