Но наряду с механизмами идеологических погромов в годы кампаний можно хорошо увидеть и альтернативные механизмы частичной минимизации эффекта проработок. Патронат со стороны партийных бонз (включая самого Сталина), крупных и имеющих влияние во властных кругах и научной среде историков помогал избежать самого страшного, нередко спасал. Кроме того, историками были выработаны многочисленные варианты выживания, снижения ущерба от погромов, адаптации к сложившимся условиям.
Специфическую роль в идеологических кампаниях сыграли персонажи, которых можно условно обозначить как «маленькие люди». Их деятельность являлась дополнительным стимулов погромов и источником дестабилизации ситуации. К их сигналам о неблагополучии в исторической науке прислушивались. Впрочем, есть и примеры, когда их активность «гасилась» самими контролирующими органами.
Необходимо подчеркнуть, что тезис об особенностях научно-исторической среды как причинах широты и специфики прохождения кампаний, не отменяет вины за случившееся со стороны режима. Именно им была сформирована среда, готовая отозваться на призыв к погромам. А, главное, без этого призыва многочисленные конфликты могли тлеть многие годы и разрешаться иными средствами и способами.
Из идеологических кампаний сообщество историков вышло серьезно дестабилизированным и деформированным. В проработочные мероприятия оказались вовлечены все профессиональные историки. Одни оказались гонителями, другие — жертвами. Иногда роли менялись. Это нанесло глубокую травму социальной памяти корпорации. Отголосками этой травмы стали мемуарные войны начала XXI в. Стоит обратить внимание на разрыв коммуникативных связей даже между некоторыми учителями и учениками, личностные конфликты, вызванные кампаниями.
В концептуальном плане эпоха «позднего сталинизма» оставила весьма богатое наследие. Этот период следует рассматривать как время окончательного утверждения советской (во многом — сталинской) концепции мировой истории. Именно тогда были окончательно сформулированы и закреплены фундаментальные методологические и методические основы советского подхода к изучению истории. Многие теории, выработанные в условиях прямого влияния идеологических кампаний, прочно вошли, пусть и в видоизмененной форме, в официальный советский исторический нарратив[1746]
. Слегка подправленными их можно было обнаружить в обобщающих трудах, монографиях и учебниках вплоть до распада СССР и даже позже.Помимо чисто негативных были и другие последствия. Так, благодаря тому, что кампании показали важную роль историографических исследований в контроле за исторической наукой и идеологической борьбе с буржуазной наукой, были брошены серьезные ресурсы на развитие историографии как особого направления исследований. Спустя некоторое время это станет предпосылкой для расцвета историографических исследований в СССР. Самое серьезное внимание было уделено и развитию изучения истории советского общества. Для этого была создана необходимая инфраструктура и брошены серьезные ресурсы.
Было и еще одно, возможно главное, последствие. Абсурдность обвинений по отношению к абсолютно лояльным к режиму ученым шокировала и разрушала иллюзии о сталинском режиме не у всех, но у многих. Именно эти люди станут одной из опор процесса десталинизации, последовавшего сразу после смерти тирана. Это явление тем любопытнее, что в годы идеологических кампаний ушло поколение историков «старой школы». Таким образом, крест реформирования сталинской системы ложился на плечи поколения, выросшего при Сталине и иной реальности не знавшего.
В этой связи насущной необходимостью является изучение того транзита от сталинской эпохи, который совершала советская историческая наука. Три года, прошедших между смертью Сталина и XX съездом, до сих пор являются неизвестной страницей в истории отечественной исторической науки. Ясно, что переход был отнюдь не простым, многовекторным и где-то даже неожиданным. Важно подчеркнуть, что процесс десталинизации исторических исследований начался не только сверху, но и снизу. Немногочисленные пока исследования наглядно это показывают[1747]
. Это является еще одним свидетельством, что, несмотря на идеологические кампании, внутри корпорации сохранился научный потенциал.Вместо послесловия:
Идеологические кампании «позднего сталинизма» в корпоративной памяти российских историков