Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 1

Чтобы понять, какого рода было это собрание, приведем выдержку из записок О. М. Фрейденберг:

«Не так давно Вознесенский собрал всех преподавателей и аспирантов 12-ти факультетов. Нас заставили явиться под расписку. В фойе стояли 12 столов, за которыми переписывали всех присутствующих. ‹…› Два часа говорил Вознесенский. Он бичевал людей, называя их по фамилиям. За “низкопоклонство перед иностранщиной”, которое выражалось в том, что цитировался заграничный писатель или ученый. Из гроба был поднят А. Н. Веселовский – его “прорабатывали”. Жирмунский, узнавший от Марьи Лазаревны [Тронской], что выступление Фадеева осуждено-де Сталиным, заступился за Веселовского, а затем один партиец, Дементьев[1701], зачитал ранние цитаты из Жирмунского, в которых Жирмунский ругает Веселовского за все то, за что сегодня хвалит.

Два дня длилась “конференция”. Я сидела и слушала. Какое огромное и блестящее собрание, – весь цвет научной мысли, – какие огромные усилия, и для чего же? Чтоб измыслить способы задушения этой самой научной мысли. Страх, ужас перед тем, как бы не проскользнула где-нибудь мысль. Ректор давал указания, как “предусмотреть”, “не допустить”, “вовремя учуять” и т. д.»[1702].

Естественно, что и Пушкинский Дом попал в круговорот этих событий – из Москвы специально приехал директор Института литературы академик П. И. Лебедев-Полянский, чтобы за полгода до своей смерти расставить все точки над i в деле истории литературы. Б. М. Эйхенбаум записал тогда:

«Было собрание с речью Лебедева-Полянского о «низкопоклонстве» («наплевать на Мольера» – точные слова) и смехотворными выступлениями после нее»[1703].

31 октября ректор ЛГУ А. А. Вознесенский подписал приказ, которым поздравил всех с 30-летием Советской власти. Этот приказ представляет нам во всей красе Вознесенского-оратора, а также передает пафос эпохи: