Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 2

«С грубостью Вознесенского Александра Алексеевича мы сталкивались давно и постоянно. Я хочу сказать (и Александр Алексеевич это не отрицал), эта грубость особенно ярко начала проявляться с первых же дней его прихода в Министерство и, если разбить по периодам, продолжалась до весны 1949 года. Тов. Вознесенский довольно жестко, довольно грубовато обращался с работниками и с нами, в частности. В моем представлении это дело выглядело таким образом, что вновь назначенный в прошлом году министр А. А. Вознесенский пытался навести порядок; он говорил о том, что ставит задачу укрепить дисциплину в Министерстве, но это шло не теми методами, какими нужно было осуществлять укрепление дисциплины. Многие из нас эту грубость Александра Алексеевича эмпирически ощущали на себе; это возмущало нас, но снова проходило время. Я как-то должен объективно сказать – у тов. Вознесенского есть одна сторона в его характере, как я это называю – незлопамятность. Слишком грубовато, резко, неприлично выглядело, но мы работали. Все это дальше продолжалось. Мы не принимали меры, чтобы обратить внимание, чтобы его энергия шла в том направлении, в каком нужно. Мы этого не сделали. С весны этого года его отношение стало несколько иным, и тов. Вознесенский стал внимательнее, задумчивее, осторожнее. Но вспышки гнева всегда возникали»[1201].

Один из наиболее красочных примеров привела Л. В. Дубровина: