Идеология и филология. Ленинград, 1940-е годы. Документальное исследование. Том 2

«В отношении Синцова и Смоловика. Я скажу следующее: мне и многим другим скромным работникам горкома, инструкторам не нравилась атмосфера, существующая в горкоме. Это была атмосфера подхалимажа, атмосфера командования. При этом Попков, Капустин в вопросах культуры, в вопросах литературы, в вопросах издательских, помимо той линии, которую проводили, были безграмотными неучами. Видели мы это? – Видели. Видел это и Друзин, и я видел. Не возражали, не протестовали, не боролись против. Факт? – Факт. Серьезная ошибка.

Относительно Синцова и Смоловика. Синцов и Смоловик, будучи людьми, по части культуры, более опытными и понимающими, отличались исключительной уклончивостью (вроде Василия Шуйского – лукавого царедворца), у них нельзя было получить ответа ни на один острый вопрос ‹…›.

У нас проводилось очень страстное и горячее партийное собрание по поводу космополитизма. Смоловик сидел рядом со мной в президиуме, но он не выступил и предоставил нам самим расхлебывать это дело. Эти руководители проводили такую линию: с писателями лучше не связываться, так как это опасно (могут куда-то написать). Такую линию они проводили, а я против этого не выступал, в этом моя ошибка.

Ошибка моя состоит также и в том, что мне следовало, раньше чем кому-либо, разглядеть тот смысл, который Попков вкладывал в термин “ленинградская тема”. Никого не дискредитирует попытка писателей писать о Ленинграде. Наоборот, мы и впредь будем писать о Ленинграде, о ленинградских рабочих, о ленинградских заводах, о выполнении обязательств ленинградцами, принятыми в письме товарищу Сталину, о ленинградских большевиках, но Попков вкладывал в эту тему свой смысл, свою политику – требования прославления ленинградской партийной организации. Должен был я это увидеть раньше других? – Должен был. Не увидел? – Не увидел. Моя вина? – Моя вина. ‹…›

Я был на октябрьском пленуме городского комитета партии, слушал выступление тов. Андрианова. После этого я пришел и сказал Александре Ивановне [Кривошеевой]: посмотрите Саянова, Берггольц, Прокофьева, переройте всю библиотеку и посмотрите, где в произведениях писателей имеются элементы подхалимажа к бывшему руководству ленинградской партийной организации. Я, как руководитель партийной организации, как член пленума городского комитета, обязан был это сделать или нет? ‹…›

По поводу Сорокина. Еще работая в горкоме, я настаивал на том, чтобы Сорокина снять. По приходе в Союз я приложил к этому все усилия, и Сорокин до ареста за 2–3 месяца был снят по моему настоянию с работы в издательстве “Советский писатель”. Настаивал, чтобы Брыкина снять с работы в “Советском писателе”[1464]. ‹…›

С космополитами. Вы говорите “Я”. Я этого не говорю, но считаю, что кое-что сделал в борьбе с космополитизмом и формализмом. Сделано было? – Да, сделано. Но я говорю, что сделал это не только я, а говорю, что партийная организация, писатели принимали участие в этой работе и я в ней принимал участие»[1465].