Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование

Александр Терентьевич Копылов был одним из немногих депутатов, не испорченных высокими административными постами в годы советской власти. Он родился в деревне Маношкино Сорокинского района Алтайского края, после службы в рядах советской армии окончил юридический факультет Алтайского университета, а с 1975 года работал на Барнаульском заводе резинотехнических изделий – крупнейшем предприятии химической промышленности на Алтае. С наступлением перестройки и демократизации Копылов стал активным участником Алтайского краевого отделения «Демократической России», баллотировался на выборах народных депутатов СССР в 1989 году, но проиграл; в 1990-м, возглавив краевое отделение «Демократической России», он опять баллотировался на выборах в Верховный Совет РСФСР и выиграл их во втором туре, обойдя с небольшим перевесом председателя Барнаульского горисполкома. Во время путча 1991 года он вместе с В.А. Рыжковым, своим заместителем по краевому отделению «Демократической России», проводил митинги демократических сил против ГКЧП; тем самым Барнаул стал одним из немногих городов России, где имел место публичный организованный протест.

На Съезде народных депутатов РСФСР в июне 1990 года А.Т. Копылов был избран в Конституционную комиссию, после чего принимал участие в работе Комитета по правам человека ВС РСФСР по подготовке закона о реабилитации жертв политических репрессий. Когда же в 1991 году из недр Комитета по правам человека родилась и сама Комиссия по реабилитации жертв политических репрессий, то Копылов возглавил ее и был, собственно, единственным руководителем этой Комиссии до событий осени 1993 года. Вот почему Комиссия 1991–1993 годов часто именуется Комиссией Копылова.

То обстоятельство, что прокуратура направила свой ответ на запрос Азадовского в Комиссию Копылова, было обычной практикой того времени, поскольку именно бумага из прокуратуры являлась тем документом, который принимали на рассмотрение органы социального обеспечения при назначении льгот или пенсий.

Комиссия не сразу смогла наладить свою работу. Удостоверения репрессированных долго не печатались (особенно трудно с этим было почему-то в Петербурге); их стали выдавать только с ноября 1992 года. В своем интервью «Российской газете» от 26 февраля 1993 года («Расстрелянное поколение просит пощады») Копылов указывал, что исполнение закона о реабилитации встречает наибольшую трудность именно в городе на Неве: «У нас много жалоб из Санкт-Петербурга. Мы обратились к прокурору принять меры для соблюдения закона».

В другом своем интервью Копылов отмечал, что Комиссия, разбирая то или иное дело, постоянно наталкивается на препятствия при получении необходимых документов. А в своем выступлении в «Российской газете» от 18 сентября 1992 года («Унижали беззаконием. А теперь – законом?») А.Т. Копылов поднял проблему, к тому времени уже отчасти преодоленную, – о доступе к грифованным документам:

Почему же так мучительно долго тянется сам процесс реабилитации жертв политических репрессий и восстановления их прав? Дело в том, что с конца двадцатых годов и до недавнего времени в стране широко применялись закрытые (секретные) нормативные акты, устанавливавшие уголовную и другие виды юридической ответственности. Их цель очевидна – скрыть репрессивную сущность законодательства, его несоответствие принципам международного права и нормам нравственности. По инициативе Комиссии Верховного Совета по реабилитации жертв политических репрессий Президент России издал Указ о снятии ограничительных грифов с законодательных и иных актов, служивших основанием для массовых репрессий и посягательств на права человека.

Сейчас задача состоит в том, чтобы государственные органы, где хранятся такие документы (Министерство безопасности, Министерство внутренних дел, Генеральная прокуратура и др.), достаточно быстро провели работу по исполнению Указа Президента.