Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование

В июне 1980 г. после окончания Высших курсов КГБ СССР в Ленинграде я приступил к работе в бывшем 4 отделении 1 отдела 5 Службы УКГБ ЛО в должности младшего оперуполномоченного. Мне была поручена организация контрразведывательной работы по линии Ленинградского отделения Союза композиторов СССР и Ленинградской государственной консерватории им. Римского-Корсакова.

В середине октября 1980 г. по указанию руководства отделения и отдела мне бывшим зам. начальника отделения тов. Безверховым Ю.А. было передано в производство дело оперативной проверки на «Азефа», заведенное в октябре – ноябре 1978 г. После принятия этого дела оперативного учета в производство мною, на основании имеющихся в ДОР материалов, было подготовлено постановление о заведении на «Азефа» дела следственной разработки, подготовлен план агентурно-следственных мероприятий по ДОР, в соответствии с которыми мною проводилась работа по делу.

К работе по делу на «Азефа» были привлечены другие сотрудники отделения, каждому из которых было поручено определенное направление в работе по объекту и его связям. Мною в работе по делу на «Азефа» использовались агенты «Юнга» и «Рахманинов», которые практически близких контактов с Азефом не имели, а поддерживали дружеские связи с его сожительницей Лепилиной. Все полученные мною по делу оперативные материалы докладывались руководству отдела и отделения и приобщены к ДОР.

План агентурно-оперативных мероприятий по делу с целью выяснения характера контактов «Азефа» с иностранцами предусматривал подставу объекту через Лепилину агента-иностранца, находившегося на связи у тов. Ятколенко И.В. Организация работы с агентом-иностранцем была поручена сотруднику отделения тов. Федоровичу A.M. При организации подставы на меня была возложена обязанность вывода Лепилиной через агента «Юнгу» в ресторане гостиницы «Ленинград», что мною было выполнено. С агентом-иностранцем «Беритом» я не встречался, инструктаж агента и отработку ему линии поведения не проводил, с личными и рабочими делами агента не занимался.

После 10.12.80 года я ушел в календарный отпуск и находился в Ленинграде. Во время отпуска я находился на работе 18. и 20.12.80 года, что было связано с необходимостью моего участия в оперативных мероприятиях по делу. 18.12.80 года на коротком оперативном совещании у начальника отделения тов. Николаева Ю.А. передо мной была поставлена задача передачи Лепилиной под наблюдение 7 Службы [НН] после встречи с «Беритом» в кафе у станции метро «Площадь Восстания», куда я был направлен вместе с тов. Ятколенко И.В. Зафиксировав встречу Лепилиной с «Беритом» и получение ею от иностранца различных пакетов, я подал условный знак при выходе из кафе службе «НН», после чего вернулся в Управление. В какой-либо контакт с сотрудниками милиции я не вступал, такая задача мне руководством отделения не ставилась.

Об обнаружении наркотиков у «Азефа» во время обыска я узнал во время телефонного разговора из дома 19.12.80 года. Одновременно возникла необходимость моего выхода на работу 20.12.80. для участия в обыске на квартире у Лепилиной. Обыск на квартире Лепилиной производили сотрудники милиции, они же приглашали на обыск понятых и представителей ЖЭУ. Об участии в обыске меня и тов. Поздеева П.Г. я получил указание от тов. Николаева Ю.А. На нас была возложена обязанность оценить возможно имевшиеся на квартире у Лепилиной рукописи и печатные материалы, принадлежащие «Азефу». Представлявшие интерес материалы были включены сотрудниками милиции в протокол обыска и переданы следователю, в производстве которого находилось уголовное дело на Лепилину. В какие-либо процессуальные действия сотрудников милиции во время обыска я не вмешивался, никакие другие предметы или вещи кроме печатных материалов не осматривал.

Со всей ответственностью могу заявить, что никогда никаких наркотических веществ не имел, в руках не держал и не видел их ни у кого из сотрудников отделения. Каких-либо разговоров в моем присутствии о наличии у кого-нибудь из сотрудников УКГБ подобных веществ не было.

После выхода из отпуска в январе 1981 года на меня совместно с тов. Архиповым В.И. была возложена организация внутрикамерной разработки «Азефа». В январе – феврале 1981 года я провел несколько встреч совместно с тов. Архиповым В.И. и сотрудником оперчасти СИЗО № 1 с внутрикамерным агентом, две-три встречи я провел с агентом самостоятельно, т. е. только с сотрудником милиции. Все полученные в ходе внутрикамерной разработки материалы докладывались начальнику отдела тов. Алейникову В.П. и начальнику отделения тов. Николаеву Ю.А. и приобщены к ДОР.

Литературу, изъятую на обыске у «Азефа» и Лепилиной, я в следственном отделе Куйбышевского РУВД не получал, каких-либо устойчивых контактов со следователем Каменко не поддерживал, так как такой задачи передо мной не ставилось. Один-два раза меня направляли к Каменко для передачи или получения текущих материалов. Оценка литературы, насколько мне известно, проводилась по указанию тов. Алейникова В.П. тов. Поздеевым П.Г. через Горлит. В дальнейшем мною был подписан составленный тов. Володиным Э.В. акт об уничтожении ряда изъятых у «Азефа» изданий, не подлежавших, по заключению Горлита, ввозу и распространению в СССР.

В ходе работы по ДОР на «Азефа» я проводил несколько встреч с Цакадзе, которая использовалась в тот период органами КГБ на доверительной основе. Доверительные отношения с Цакадзе были ранее установлены тов. Безверховым Ю.А. во время ее работы в Ленконцерте. Об использовании Цакадзе на доверительной основе по делу мною был написан рапорт на имя начальника отдела, и на это была получена санкция… Исаметдинова прошла по сообщению внутрикамерного агента как несовершеннолетнее лицо… После доклада агентурного сообщения мне руководством отделения была поставлена задача установить Исаметдинову и провести с ней ознакомительную беседу, что мною было выполнено. Вторая беседа с Исаметдиновой была проведена совместно с тов. Николаевым Ю.А… С супругой Балцвиника я никогда ни при каких обстоятельствах не беседовал. В командировку по месту отбытия «Азефом» наказания не выезжал. Моя фамилия стала известна «Азефу» из акта об уничтожении литературы, с которым, по неизвестной мне причине, он был ознакомлен.