Идеология: между метафизикой и социальным контролем

В свое время де Траси и его единомышленники, несмотря на стремление подчеркнуть практический характер своего учения, стали объектом презрительного отношения к себе как к непрактичным прожектерам. Французский император Наполеон Бонапарт путем запугивания или прямого подкупа добился того, что французские «идеологи» перестали «мутить народ» и стали более лояльны к установленному им авторитарному режиму. После одержанной таким образом победы Наполеон охарактеризовал своих бывших единомышленников как фантазеров, оторвавшихся от реальности. Словоупотребление, указывающее на непрактичность идеологии и «идеологов», стало повивальной бабкой научного термина. Это родовая травма концепта «идеология» и по сей день оказывает влияние на содержание и разработку понятия.

Слово «идеология» до сих пор несет смысл чего-то отвлеченного от реальной жизни, создающего превратное представление о реальности. В этом смысле идеология противостоит науке и той реальности, которую поддерживает наука. Она хотя и выдает себя за истину, за истинное видение социальной реальности, иногда даже со ссылками на науку, но, в отличие от науки, стремление к объективному воспроизведению реальности не является ее движущей силой. Именно эту особенность идеологии имел в виду Наполеон, описывая факторы, под влиянием которых рухнуло здание его империи.

Как отмечал К. Манхейм, в устах Наполеона это слово впервые получило уничижительное значение, направленное против мышления политических противников. «С этого момента, – по мнению К. Манхейма, – термин “идеология” обретает дополнительный смысл, согласно которому каждая мысль, определенная как идеология, не может иметь практического значения; единственный же доступ к действительности открывает практическая деятельность, и в сопоставлении с ней мышление вообще – или в каком-либо частном случае определенное мышление – оказывается несостоятельным»[60].

То, что Наполеон проделал в отношении французских идеологов, послужило отправной точкой для К. Маркса и Ф. Энгельса в их «сведении счетов» с немецкой «философской совестью» и немецкими идеологами.

Немецкие идеологи пытались – в подражание французам, но на основе гегелевской диалектики – дать «истинную, научную» альтернативу религии и теологии. Как полагали К. Маркс и Ф. Энгельс, в методологическом плане немецкие идеологи являются заложниками постоянно повторяющейся логической мистификации. Гипостазируя абстракции и превращая их в самостоятельные сущности, они становятся заложниками гегелевской спекулятивной диалектики. Подчиняясь логике иллюзорного сознания, немецкие идеологи изолируют мыслительные абстракции от эмпирического опыта и выдают их за субстанциональные основания, порождающие реальность. Гипостазируя результаты абстрагирования, они превращают полученные абстракции, такие, например, как «воля», «доброта» и т. д., в самостоятельные сущности, не зависящие от того опыта, который лежит в основе мышления, и тех социальных условий, в которых протекал процесс мышления. В результате подобных логических спекуляций, – полагали авторы «Немецкой идеологии», – немецкие интеллектуалы получают «господскую волю», «всеобщее благо» и т. д., «которые различным образом видоизменяются в различные эпохи и обладают в своих творениях и законах собственной самостоятельной историей. Благодаря этому политическая и гражданская история идеологически превращается в историю господства следующих друг за другом законов…»[61]. В своих теоретических построениях немецкие идеологи – вслед за Гегелем – бессознательно воспроизводят ситуацию отчуждения и соответствующие этой ситуации искажения диалектического метода и понимания исторического процесса.

Г. В. Ф. Гегель формулирует принципиальное положение о том, что человеческое действие имеет прямое отношение к становлению всеобщего самосознания, всемирная история не может осуществляться «без того, чтобы действующие индивидуумы не получили удовлетворение»[62]. Мировой дух использует страсти и желания людей, чтобы проделать работу чистого самосознания. Однако в конечном итоге философская система немецкого мыслителя «запирает» реальную историю «между объектом и субъектом», «между сознанием и самосознанием». Все реальные противоположности исторического процесса становятся лишь видимостями спекулятивных противоположностей.