Иди и не греши

— В том-то и дело, — сказал Дима. — С нами в купе девушка села, вечером ушла и не вернулась. Я услышал про убитую и заволновался.

Милиционеры переглянулись.

— Как была одета? — спросил лейтенант.

Дима на мгновение задумался.

— Костюм на ней был, — сказал он. — Летний костюм, оранжевый, кажется. Под жакетом легкий свитерок, красный. Еще очки у нее были…

Лейтенант глянул на рядового, тот нырнул в купе проводников и вынес полиэтиленовый пакет, в котором лежали разбитые очки.

— Эти?

Дима сразу узнал эти очки и потому вдруг понял, что это, наверное, она и есть. На него накатилось уныние.

— Там еще цепочка была, — сказал он.

— Документы есть? — поинтересовался лейтенант.

Дима кивнул головой и протянул свой паспорт. Лейтенант пролистал его, вернул и спросил:

— Посмотришь на нее?

Дима кивнул.

— Давай сюда, — позвал его рядовой из купе проводников.

Дима шагнул к нему, чувствуя, как не слушаются его ноги. Эта девушка была бесконечна далека от него, и дел ее он не знал, но краткое знакомство уже связало их духовно, и теперь он оказался единственным человеком, кто мог о ней что-то сказать. Он шагнул в купе, и милиционер сдернул простыню с лежащего тела.

Дима судорожно вздохнул. Конечно, это была она, хотя и побелевшая противоестественно, с синяком на скуле, с закрытыми глазами. Дима обратил внимание, что один кулак ее сжат, а другая рука как-то странно искривлена. Она была мертва.

— Это она, — сказал Дима тихо. — Она назвалась Валерией. У нее в купе остались вещи, может, там есть и документы.

— Ну, пошли, — предложил милиционер.

Дима сухо прокашлялся.

— Господин лейтенант, — обратился он к старшему по званию. — Я некоторым образом представляю православную церковь…

— Что? — не понял лейтенант.

— Я работаю в монастыре, — сказал Дима. — У меня с собою молитвенник. Я понимаю, это, может, несколько неуместно… Но позвольте мне прочесть над нею молитвы?

Лейтенант удивился, а рядовой хмыкнул.

— Ей твои молитвы уже не помогут, — сказал он со смешком.

— Понимаю, это звучит непривычно, — согласился Дима. — Но у нее крестик православный на шее, так что… Я быстро.

Лейтенант пожал плечами.

— Валяй, молись, — разрешил он.

Они вышли, и Дима остался наедине с мертвой девушкой. Он достал из нагрудного кармана бумажную иконку Феодоровской Божьей Матери, поставил ее на стол к окну, перекрестился и стал молиться. Прочел канон на исход души, отходную молитву, добавил кафизму. В какой-то момент ему показалось, что мертвая девушка жадно вслушивается в слова молитвы, испытывая к нему искреннюю благодарность, но он отмел от себя эту картину, потому что знал, что во время молитвы на ум приходят лишь отвлекающие мысли. В конце он перекрестил покойницу, забрал свою иконку и собрался, было, выходить, как вдруг заметил в ее сжатом кулаке какую-то бумажку.

Конечно, это было не его дело, но он осторожно разжал ей кулак и вынул эту самую бумажку. Это был клочок измятой визитной карточки, где можно было различить слова: «…фонтовского …ского монастыря». Ниже на обрывке можно было различить вторую половину адреса и телефона, хорошо знакомого Диме Никитскому. Это были почтовые реквизиты Ксенофонтовского монастыря. Визитка принадлежала кому-то из их обители.

Наверное, правильнее было отдать эту бумажку милиционерам, но Дима, повинуясь первому порыву души, сунул ее в карман и вышел из купе.

— Все, что ли? — спросил лейтенант.

Дима кивнул.

Лейтенант записал номер его вагона и место, обещал прийти сам или прислать кого-нибудь за вещами.

— А показания? — спросил Дима. — Меня ведь должны допрашивать!..

— В Северогорске, — сказал лейтенант. — Там нас уже ожидает следственная бригада, там тебя и допросят. Ты куда едешь?

— В Северогорск и еду, — сказал Дима.

— Вот видишь, как удачно, — обрадовался лейтенант. — Так что, ступай пока к себе, ресторан уже открылся.

Дима кивнул головой и пошел в свой вагон.

Новость об убийстве девушки произвела ошеломляющее впечатление на соседку, но сосед отнесся к известию разве что с любопытством. Пока соседка причитала и охала, он лишь нервно усмехался и приговаривал:

— А я ведь сразу подумал, что эти деньги ее до добра не доведут.

— Неужто ее за чемоданчик убили? — не верила соседка.

— А почему бы и нет, — размышлял сосед. — Нынче за бутылку водки убивают, а ты говоришь, чемоданчик. Посчитай, сколько там денег могло оказаться?

Дима, сообщив о происшедшем, в дальнейшем разговоре не участвовал и вышел в коридор, но там столкнулся с проводником, который спросил его о результатах добровольной явки с опознанием.

— Она, — сказал Дима.

— Да что ты? — ахнул проводник. — Да как же это она в четвертом вагоне оказалась?

Дима не ответил.

— Вещи ее где? — деловито поинтересовался проводник. — Надо прибрать.

Его жадный интерес к вещам убитой Диме сразу не понравился, и он ответил:

— Милиционер сказал, сам придет за ними. Велел мне постеречь.

— Так чего же не стережешь? — сказал проводник. — Сейчас твои соседи небось уже делят имущество убитой. Теперь народ такой, за ними только смотри.

Дима кивнул головой, не желая тому возражать, но сам внутренне содрогнулся от такого предположения.