Иди и не греши

Дима Никитский, появившийся при монастыре еще года два назад, до сих пор монахом не был, хотя в пределах обители он облачался в подрясник, носил на голове скуфью, а на левой руке — четки. Был он в числе первых советников отца-наместника, игумена Дионисия, ведал монастырской библиотекой и пытался составить летопись монастыря. Многие его уважали, но были и завистники, тем более, что его нерешительность в окончательном выборе духовной стези раздражала многих. Единственно близость к отцу-наместнику часто спасала его от нападок и оскорблений некоторых не в меру дерзновенных братьев.

В монастырь въезжали через нижние, рабочие, ворота, и стоявший там послушник Прохор, верный почитатель Димы, радостно его приветствовал. Дима для такого случая выбрался из микроавтобуса и расцеловался с Прохором.

— Спаси тебя Господи, отец, — радостно говорил тот. — Я уж заждался. Намедни Григорий опять на тебя хулу возводил, Леонтий с ним чуть не подрался.

— Ну вот, встретил, — усмехнулся Дима. — Так, может, мне и приезжать не следовало, а?

— Как же, не следовало, — удивился Прохор. — А пустынь этим фарисеям отдавать, так, что ли?

Эта внутренняя гражданская война, ведшаяся в монастыре едва ли не со дня его нового открытия, никогда Диму не радовала, и он сам часто пытался ее прекратить. Он и на колени падал перед врагами своими, и целовался с ними, и каялся за несовершенное им зло, но они были убеждены, что и сам Дима, и все его окружение, раздражающее их стремлением к образованию, являлись тайными врагами церкви и потому даже находиться в святом месте не имели права.

Дима поздоровался и с бригадиром Алексеем, человеком хоть и из противоположного лагеря, но осторожного и потому своих взглядов не высказывающего. Тот тоже при своих пятидесяти годах с лишним числился в послушниках, но его стремлению к сану и монашескому подвигу мешали не внутренние сомнения, как в случае с Димой, а нередкие случаи пьянства и легкомысленных похождений с женщинами. По просьбе Димы, бригадир выделил ему троих паломников, работавших на хозяйственном дворе, и те пошли с библиотекарем разгружать привезенные книги. Только после этого Дима отправился доложиться к отцу-наместнику. Время шло уже к вечеру, отец Дионисий должен был собираться к вечерне, и потому разговор не мог быть долгим.

— Вернулся, путешественник, — поприветствовал его наместник, благословляя. — Как дело справил?

— Спаси Господи, все в порядке, отче, — склонил голову Дима. — Но есть и непорядок.

И он коротко рассказал про убийство девушки в поезде. Отец-наместник выслушал его внимательно, но в конце чуть недоуменно спросил:

— А нас это каким боком касается?

— Она ехала в Ксенофонтово, — пояснил Дима. — Была специалистом по антиквариату.

— И что? — уже заинтересованно спросил игумен.

— Еще вот что, — сказал Дима и подал ему клочок визитки, найденной в руке убитой. — Вот это я нашел в ее сжатом кулаке. То есть, другую часть у нее вырвали из руки перед смертью.

Игумен взял клочок в руки, и брови его поползли вверх.

— Визитка из нашего монастыря? — переспросил он изумленно.

— Как видишь, — сказал Дима.

С наместником он был на «ты» не только потому, что тот был младше его годами, но и потому, что знал его с тех времен, когда тот еще был молодым прихожанином одного из подмосковных храмов. Именно по совету Димы молодой монах Дионисий приехал в это село поднимать монастырь, так что связывало их многое.

— Чья? — спросил игумен.

— Я тоже хотел бы это знать, — сказал Дима. — Потому что это говорит о том, что убитая девушка ехала именно к этому человеку. Кто из наших отцов имеет подобные визитки?

— Я имею, — признался Дионисий. — Надеюсь, ты меня не подозреваешь?

Дима улыбнулся.

— Меньше, чем других. Я твою карточку знаю, там всяких вензелей наворочено, ее не спутаешь. Нет, это визитка кого-то из наших отцов.

— Я знаю, у эконома есть визитка, — вспомнил Дионисий. — У благочинного. Даже у регента нашего есть, я сам видел.

— Значит, к кому-то из них ехала девушка, эксперт по антиквариату, с тем чтобы познакомиться с уникальными вещами, — сказал Дима.

— Ты думаешь, — уточнил игумен, — это повторяется история с кладом Гонсалеса?

— Для этого есть основания, — сказал Дима. — Мы решили, что клад изъят давно, но, может быть, все это и не так. Может, его нашли совсем недавно, и теперь прощупывают возможность реализовать.

— Тогда его должен был найти кто-то из тех, кто помогал нам в поисках?

— Или мешал нам, — добавил Дима.

Игумен покачал головой.

— Ну ты, старец, опять загибаешь…

— Это тебе решать, отче, — сказал Дима, пожав плечами. — Только мне кажется, эта история нам еще аукнется. Я понимаю, что тебе не до этого.

— Еще как не до этого, — сказал Дионисий. — Ты бы знал, какие тучи над нами сгустились…

— В епархии? — спросил Дима.

Игумен кивнул.

— Только никому ни слова, — попросил он. — Секретарь владыки Геронтия, архимандрит Фотий, хочет оптимизировать духовные структуры епархии. Знаешь, что это такое?

— Звучит неприятно, — сказал Дима.