Иди и не греши

— Госпожа Трофимова, — сказал я очень серьезно. — Позвольте мне выразить вам нашу сердечную благодарность. Вы нам очень помогли, и будьте уверены, мы вам тоже поможем.

Она невольно поднялась.

— Значит, я могу надеяться, — пробормотала она, глядя на директора. — Разберете мою жалобу, да?

— Непременно, — закивал тот головой.

Я проводил ее до двери, шепнув напоследок:

— Крепитесь.

Она благодарно улыбнулась мне и вышла.

Глушко восхищенно заметил:

— Ну, Павел Николаевич, умеешь же ты людей усмирять!..

— По мере сил, — отвечал я рассеянно. — Я у себя.

По дороге в свой кабинет я вспоминал Дмитрия Трофимова и не испытывал к нему враждебных чувств, даже учитывая то вероятное обстоятельство, что Мишу попытался похитить именно он. Интересно, что он с ним собирался сделать? Я с самого начала не верил в то, что похититель случайно оставил Мишу в машине, скорее всего, все было подстроено. Может быть, он просто передумал, когда понял, что натворил.

Понедельник раскручивался по рабочему плану. Шли съемки, двигался монтаж отснятого материала, писались сценарии. Валера снова репетировал сцену с Мариной Рокшей, на сей раз за звездой был послан директорский «Мерседес», и она появилась. Светочка выглядела не лучшим образом, но Виктор Маслаков старался изо всех сил. Сама примадонна сообщила, что сцена ей нравится, но текст произносила вяло, явно скучая.

— Сегодня Герта приезжает, — сказала она мне во время перерыва. — Поехали с нами ее встречать?

— Я языка не знаю, — отказался я.

— Чепуха, — сказала Марина. — Я знаю, буду переводить. Зато узнаешь, чего она прилетела.

Довод был существенный, и я согласился ехать с ними в аэропорт. Мы были там уже около двух, но московский самолет задержался на вылете, и мы просидели в баре до четырех. Марина пила коньяк, а когда какой-то кавказец попытался поднести ей бутылку шампанского, послала его в направлении одного интимного места.

— Не психуй, — сказал я. — Самолет уже пошел на посадку.

— Чего она прилетает? — бормотала Марина. — У меня с нею никаких дел никогда не было. Едва знакомы.

— А Миша с ней знаком? — спросил я.

— Да, — сказала Марина. — Он жил у нее в Италии вместе с Паулем некоторое время. Она даже утверждала, что Миша влюбился в ее пятилетнюю дочь. Постоянно слала ему подарки на праздники.

— Она замужем? — спросил я удивленно.

— Нет, — сказала Марина, скривившись. — У них там мода, жить друг с другом без росписи. Был у нее какой-то макаронник, но она его, кажется, прогнала. Но отец у ее дочки есть, не то что у меня.

Наконец объявили, что московский самолет приземлился, и мы отправились встречать австрийскую родственницу. Марина бесцеремонно двинулась прямо к самолету, и когда какой-то служащий кинулся их останавливать, Света сказала тому, с кем он имеет дело. Это подействовало, служащий лишь посоветовал не пересекать какую-то дорожку, но Марина уже ушла. Она шла впереди, за ней с цветами следовал Вадим Симонян, а дальше мы со Светой.

— Обнаружили пропажу? — поинтересовался я.

— Пока нет, — шепнула Света. — Но Вадим ругался в ваш адрес страшными словами.

— Передай ему от меня то же самое, — сказал я.

Герта Рейнхард в составе группы интуристов вышла из самолета в первую очередь и, радостно улыбаясь, обнялась с Мариной, поцеловавшись по западному одними щеками. Выглядела она лет на тридцать пять, была сухая, поджарая, энергичная. Когда Марина знакомила ее с нами, она говорила что-то, как ей казалось, на русском языке, но никто ничего не понял. Потом только выяснилось, что она прихватила с собой немецко-болгарский разговорник. Мы сели в «Мерседес» Симоняна, причем я был удостоен почести устроиться с Мариной и Гертой на заднем сидении, а Света сидела впереди и то и дело заинтересованно оборачивалась, пытаясь вставить какие-то фразы на немецком языке. Марина с Гертой обменивались короткими репликами, причем Герта на что-то жаловалась, но Марина не слишком ей сочувствовала. Наговорившись с австрийкой, она повернулась ко мне и сказала:

— Ее вызвали письмом, — сказала она. — Она перепугана, потому что в письме есть угроза.

— Кому? — спросил я.

Она вздохнула.

— Мише.

— Какого рода угроза? — спросил я.

Она перевела мой вопрос Герте, и та стала отвечать, улыбаясь мне с другого конца сидения. Я вежливо улыбался в ответ, ничего не понимая.

— Она говорит, что в письме была общая угроза, — сказала Марина.

— И это заставило ее сорваться с места и ехать в глубь нестабильной России? — удивился я.

— Она такая, — пожала плечами Марина. — Взбалмошная. Наверное, она любит по-своему Мишу. Пару лет назад они приезжали к нам с Сильвией, и потом, Миша переписывается с девочкой.

— То есть, — сказал я, — этот парень, который написал письмо, целился точно. Что она должна сделать?

Марина снова задала вопрос, и Герта ответила.

— Она сама не знает.

Герта еще что-то сказала, и Марина перевела:

— Там, в письме, было сказано что-то вроде, если вы хотите спасти своего племянника от страшной угрозы, то поспешите навестить его в ближайшее время.

— На каком языке было написано это письмо? — спросил я.

— На немецком, — ответила Марина.