Иди и возвращайся

Мы выходим из дома и идем по Радищева к Кирочной. Папа сосредоточенный и хмурый. Мира подозрительно на него поглядывает, я по-прежнему ничего не понимаю. Непонятно, куда он нас ведет, — обычно, если лень готовить, мы идем поесть в один из ресторанов на Маяковского, но это в другую сторону. Наконец не выдерживаю и, забегая вперед него, сообщаю:

— Мы скопировали папки с результатами исследований на флешку.

Он останавливается.

— Они знают?

— Только если на ноуте есть система логирования, — отвечаю я.

— Смотрели, что в папках?

— Да, но ничего не поняли.

— Мне нужно посмотреть, — говорит он.

— У меня с собой, — говорю я, показывая на торчащий из рюкзака ноутбук. Перед тем как уйти, я предусмотрительно захватила его.

— Показывайте, — говорит он.

Мы заходим в ближайшую кофейню и садимся за столик прямо у двери. Мальчишка-официант в длинном переднике направляется к нам, но папа отрицательно мотает головой, и тот возвращается за стойку.

Папа хмурится, разбирая графики и таблички на экране монитора. Мы с Мирой от пережитого и от нынешнего ощущения безопасности почти засыпаем, откинувшись на мягкую спинку диванчика. Официант делает вторую попытку принять у нас заказ, и папа просит принести один эспрессо себе и два латте для нас. Когда официант приносит заказ, папа отодвигает от себя ноутбук.

— Насколько я смог понять, сами по себе эти данные не доказывают ничего плохого. Но и хорошего тоже, — говорит папа, отпивая из маленькой чашки. — Данные говорят об отсутствии достаточных исследований побочных эффектов.

— Как ты это понял? — удивляюсь я, заглядывая в экран ноутбука — там по-прежнему непонятные мне графики и слова.

— После стольких лет расследований я уже сам могу проводить испытания и создавать препараты, — задумчиво сказал папа.

— Что мы можем с этим сделать? Посадить Вадима Петровича в тюрьму? А папа вернется? — спрашивает Мира.

Папа задумчиво потер переносицу.

— Боюсь, что нет. Запуск препаратов с недостаточными сведениями о побочках происходит сплошь и рядом, тем более если говорить о такой высокой эффективности, с какой действует ТЕО900. Скорее всего, на это закроют глаза. Но если это попадет не в научные, а в обычные СМИ, то, возможно, мы выиграем время.

— Время для чего?

— Не знаю. Наверное, на несколько дней они притихнут. Может быть, мама или Алексей снова попытаются связаться с нами. Если, конечно, они… — он замолкает и допивает кофе.

От последней произнесенной фразы я немею, и Мира, кажется, тоже.

— Они с вами связывались? — произносит Мира охрипшим голосом.

Но папа не намерен больше ничего нам объяснять:

— Пока мы ничего не можем доказать, и они оба находятся в опасности. Тем более из-за ваших выходок.

— Скажите нам, — тоскливо просит Мира.

— Нет.

Я понимаю, что больше от него мы ничего не добьемся, и Мира тоже, но дрожащим от обиды и напряжения голосом все же спрашивает:

— Зачем мы ушли из квартиры?

— Мира, хватит. Тебе пора домой.

— Вы тоже находили у себя жучки, да?

— Мирослава, ты заигралась в шпионские игры. Оставь это дело взрослым.

— Вы ничего не делаете. Вы только ждете и трусите, — ее голос дрожит, она замолкает, глотая слезы.

— Мы делаем всё, что можем, — устало говорит папа. — Сейчас, например, я позвоню следователю и расскажу о том, что вы нашли.

Он набирает номер. На той стороне не отвечают.

— Занят, как всегда. Подождем.

Мы ждем еще полчаса. На улице темнеет, как поздним вечером, потому что снова собирается дождь. Допиваем остывший кофе. Мира успокаивается, становится безразлично-усталой. Папа набирает следователя еще несколько раз — без результата. Наконец его телефон звонит. Папа поднимает трубку и молча слушает, отвечает: «Хорошо». Кладет телефон перед собой.

— Мира, звонила твоя мать. Вадим Петрович уже сообщил ей о вашей выходке. Она не может до тебя дозвониться. Тебе срочно нужно домой.

Мира немедленно собирается и уходит, бросив напоследок:

— Представляю, что сейчас начнется.

— Вообще-то тетя Лена звонила не поэтому, — говорит папа, как только за ней закрывается дверь.

По его тону, по судорожным движениям рук я понимаю, что все плохо.

— Месяца полтора назад нашли мужчину, — он запинается. — Предположительно дядю Лешу.

— Живого?

Отрицательно мотает головой.

— Это точно он?

— Сегодня пришел результат ДНК-экспертизы. Это он.

Я молчу и наблюдаю, как бариста делает кофе новым посетителям. В кармане вибрирует телефон.

«Твой папа знает о жучках. Поэтому он увел нас из квартиры. И он знает, что они исчезли из-за работы. Вытащи из него всё, что сможешь. Созвонимся завтра», — как всегда самоуверенно пишет Мира.

— Мира не знала?

— Нет, Лена ей не говорила. Хотела дождаться результатов.

— А ты?

— Что — я?

— Ты знал?

— Лена позвонила мне сразу, как нашли.

Родители ничего нам не сказали. В который раз они посчитали нас детьми и промолчали — папа, тетя Лена, Клочков. Мне стало от этого очень тревожно: в попытках уберечь нас они недоговаривали, избегали разговоров и прямых вопросов. Все вокруг врут. Все притворяются.