Иди ко мне…

— Вот и прекрасно. Уходи, болячка, приходи бодрячка! Доброе утро, или уже день, Лизавета! Отдохнули? Мне нужно с вами поговорить. — Мы так и не перешли на ты, общаясь полуофициально.

— А мне не нужно, уж простите.

— Я бы не стал настаивать, но это очень важно. Обещаю исчезнуть из вашей жизни после этого, если вы захотите. Прошу вас, Лиза, уделите пару минут вашего времени старику. — Он хитро улыбался, сощурив и так раскосые глаза представителя алтайского рода-племени.

— Карл Иваныч, кофе готов! Прошу вас. — Мамочка, сама любезность, принесла поднос и поставила на столик. — А ты шуруй на кухню, завтрак на столе.

Она как-то строго смотрела на меня. Как в детстве. Я что-то натворила? Мама села напротив и терпеливо ждала, когда её дочь нажрётся уже. А я тянула этот момент, разговоры разговаривать не было никаких сил. Но…

— Ты что творишь? — Только успела я захлопнуть рот, началось… — На Мишке лица нет. Что опять? Он тебя так ждал, специально приехал пораньше, бросив все дела на Виктора. Тебе ли не знать, какой аврал у них в конце года! Ты, значит, свои дела спокойненько поделала, в комфорте, можно сказать, и в ус не дуешь. А мы тут, как твои вассалы, всё для Лизоньки, всё для девочки нашей. Я не о благодарности, нам её не надо. Мы с отцом очень рады и детям, и Мишке, и гостям. А ты? Не надоело строить из себя «пуп Земли»? Противно смотреть!

Никогда мама со мной так не разговаривала! Видимо, накипело.

— Никто, слышишь, никто не имеет права решать за всех, ставить свои проблемы выше других. Ты не заигралась, девочка моя? По-твоему получается, что любая особа может предъявить права на твоего мужа, который тебя очень любит. И ты тут же отдашь его, изменника коварного и вероломного обманщика. Опомнись! Вчерашний спектакль никто не воспринял серьёзно, кроме тебя. И правильно, ведь он был поставлен только для глупой жены. И ты повелась, дщерь моя непокорная. Как же так, Лиза?

Я молчала. Конечно, мама не всё знала. Ещё чего не хватало. Но, по-честному, её праведный гнев был уместен. Надо брать себя в руки.

— Мамочка, не волнуйся. У нас всё хорошо. Просто неприятно всё это, и…

— А всем остальным очень приятно наблюдать, как тебе неприятно. И что это за ответ взрослому человеку? Карл Иванович, добрый и душевный старикан, дети его очень полюбили, должен выпрашивать у тебя, Елизавета Великая, аудиенцию? Ты никогда такой не была! Даже ужасные небезызвестные события не сломали тебя! Так в чём же дело?

— Он очень похож на своего брата, те же словечки, те же повадки и ужимки-прыжки, та же улыбочка, за которой может последовать…

— Может, но не последует. И ты знаешь почему. Думаешь, ему легко жить с этим? Ведь недаром он обитает отшельником на базе, а зимой, так и вовсе один. Но всегда чистенький, отглаженный, с улыбками и подарками. Он у нас теперь частый гость. Мы даже назначили его Дедом Морозом, и он уже выучил свою партию. Вот так. Тебе придётся смириться. Или катись на Новый год куда хочешь, не порть нам праздник.

Вот так да! Я обалдела, онемела, впала в ступор, первой мыслью было, так и сделать!

— Хорошо, мама, я подумаю, как избавить вас от моего общества. А сейчас мне бы хотелось вывезти девчонок в город, погулять и поразвлекать их. Можно? — Я не смогла скрыть язвительные нотки, и мама обиделась, ничего не ответив.

Как часто я потом вспоминала этот разговор, короткий, колючий и очень откровенный. Моя мамочка не умела держать камень за пазухой. Да и не считала нужным. Относясь к себе самокритично, ждала этого и от других. Наверное, поэтому, у неё не было врагов. Да и друзей, раз, два, обчёлся. Зато каких! Одна тётя Марина, однокурсница и коллега, чего стоила. По первому же зову летела из любой точки планеты на помощь, независимо от своих проблем. Потому что знала, что не просто так её позвали, что-то случилось. А что, и не спрашивала, пока не узнавала подробности на месте. А подружка детства, старомодная швея, тётя Клава, добрейшей души человек и мудрейшая женщина. Сколько раз мы с мамой прибегали к её помощи! И даже греческий доктор, Сократ, при каждом удобном случае появлялся у нас дома. Мне даже казалось, что он действительно влюблён в маму, переезд в Россию не мог произойти так просто. Папа вёл себя ровно, всем видом показывая, кто в доме хозяин, но на «должность» домашнего доктора грек всё-таки попал. И что больше всего радовало нас с Соней, так это дружба наших мам. Они нашли друг друга, жили общими интересами, одинаковыми заботами, помогая, по мере возможности, и нам, и себе, любимым. Наши родные даже в санаторий ездили втроём, кое-как уговорив маму Алю. Ну и к кому надо было бежать после такого трудного разговора? Конечно, к ней, маме Сони. Чего я не сделала, и очень об этом пожалела.

Узнав, что Мишка с Гулей, Борькой и Мишкой-младшим уметелились в город, я, надутая как перезрелый помидор, отправилась с девчонками туда же. Карлу Ивановичу было разрешено подъехать в детское кафе к определённому времени, там и должен был состояться наш разговор. Пока дочечки лакомятся. Ближе к этому времени он отзвонился.