Иди на мой голос

Когда клинок взметнулся снова, устремляясь ко мне, прогремело два выстрела. Первый выбил оружие из руки ближнего сипая, второй добил его раненого товарища. Бросаясь на обезоруженного индийца, я успел заметить: графиня I., стоя на коленях и цепляясь за стол одной сухощавой рукой, держала в другой «кольт» – один из тех недавно вышедших в продажу «малышей», которые легко умещались даже в дамском ридикюле. Ее палец все еще был на спуске, она внимательно следила, как я пытаюсь прижать противника к полу. Когда мне удалось это, я спросил:

– Кто тебя послал? Зачем?

Сипай выругался на своем наречии и забился. Я ударил его, но, не потеряв сознания, он подался вперед и толкнул меня в грудь. Тут же из глаз посыпались искры. Лобовая атака. Предсказуемо. Графиня выстрелила и промазала: молочник, каким-то чудом не разбившийся раньше, разлетелся осколками в десятке дюймов от сипая. Уже оказавшись на полу, я видел, как индиец бежит к выбитому окну и ожидающей его гондоле. Там наверняка были и другие. Сейчас они ворвутся, а у меня уже нет сил… На этой мысли мои глаза закрылись. Последнее, что я успел ощутить, – поезд дернуло назад.

* * *

Оказалось, я потерял сознание лишь на минуту или полторы: когда мокрый платок коснулся лба и я открыл глаза, люди еще только поднимались на ноги. Поезд остановился; вся посуда лежала черепками, в которых матово отражалось солнце. Чьи-то дети плакали, мужчины успокаивали испуганных жен, несколько человек бежали из вагона – видимо, сообщить о случившемся. Впрочем, в этом не было необходимости: я сомневался, что преследующая поезд гондола осталась незамеченной, хотя все и произошло очень быстро, за жалкие три или четыре минуты.

Несколько сопровождавших поезд полицейских ворвались в вагон и начали градом сыпать вопросы. Где они были раньше? Я прикрыл глаза, но, едва графиня снова попыталась протереть мне лицо, поднял здоровую руку в запрещающем жесте.

– Отойдите.

– Мистер Сальваторе…

Я посмотрел в ее испещренное морщинами лицо и покачал головой.

– Дамы вашего возраста нечасто стреляют даже в наше время. Кто вы, графиня?

Не отводя глаз, она тихо ответила:

– Поверьте, что бы вы ни подумали, это не так. Я на вашей стороне.

– А на чьей же я? Откуда вам это знать?

Она ждала. Но объясняться с ней я не собирался. Сев, я лишь с расстановкой произнес:

– Я понятия не имею, что нужно от меня этим людям. У меня нет ни золота, ни секретных чертежей, ни тайн. Я простой эксперт, работающий в полиции.

– Артур, я знаю о вас и ваших друзьях все, и я прошу…

– Что знаете? – Я понимал, что говорить таким тоном со старыми дамами недопустимо, но не мог сдержаться. – Вы работаете на кого-то? Кто подослал вас? Кто научил владеть оружием? Зачем вы наняли Лоррейн, если сами умеете защитить себя?

Она мягко приподняла руки, будто капитулируя.

– Вы просто переволновались, вы ранены. Позвольте мне объяснить. Человек, интересы которого я представляю…

Она была права. Рана болела все сильнее, накопившаяся многодневная усталость тоже не придавала ни сил, ни ясности ума. Но я отчетливо понимал: рядом кто-то, кто очень хочет, чтобы я поверил во все, что услышу. И я знал, что лучший вариант сейчас – ничего не слышать. Выдохнув через нос, я твердо произнес:

– Ваш человек ничего не получит, во всяком случае, от меня. И обещаю, Лоррейн все узнает, едва я прибуду в Лондон. Лучше не попадайтесь ей на глаза. Она ненавидит лгунов.

Ставшая привычной улыбка графини стерлась. Ее сменила снисходительная усмешка.

– Не сомневайтесь, Лори узнает. И вы тоже, глупый мальчик. В свое время.

Видя, что полицейские приближаются, графиня поднялись и отступила. Губы ее были сжаты в нитку, пальцы комкали платок с такой силой, будто она хотела его порвать. Вода капала на дорогие туфли. Молоденький безусый констебль вопросительно взглянул на нее.

– Вы знаете этого мужчину?

Она равнодушно покачала головой.

– Просто завтракали вместе. Его ранило, когда эти страшные люди на нас напали. Какой ужас, даже на поездах уже стало опасно путешествовать!

Она прижала руку ко лбу в театральном жесте, который, однако, показался театральным только мне, а у юноши вызвал сочувственную улыбку.

– Увы, леди, такое случается.

Графиня вновь мельком глянула на меня и произнесла:

– Разболелась голова, пожалуй, пойду прилягу.

Полиция сразу потеряла к ней интерес. Двое направились в сторону по-прежнему жавшихся к стенам людей, двое пошли ко мне. Поезд тронулся; я отчетливо услышал короткий гудок, а потом звенящая тишина заполнилась ритмичным постукиванием. В разбитых окнах замелькала зеленая полоса леса, теперь казавшегося враждебным и опасным.

Мне помогли подняться и задали тот самый вопрос, которого я боялся:

– Пассажиры рассказали, как все произошло. Что эти люди от вас хотели? Вы связаны с ними?

Графиня лгала, значит, буду лгать и я. Зажимая кровоточащую рану, я изобразил самое спокойное и непонимающее выражение лица, на какое только был способен.

– Может, месть? Я работаю в Скотланд-Ярде.