Иди полным ветром

– Вот слушай, брат, что я тут господам адмиралтейским… – Он прочел медленно: – «О злоупотреблениях, в Морском ведомстве существующих». – Пожевал губами и отложил бумагу. – Целый трактат, батюшка, о различных ступенях и хищении казенного имущества. Начинаю с параграфа о воровстве, неизбежном при нынешнем правлении, кончаю параграфом о злоупотреблениях тонких, то есть обдуманных и в систему приведенных. То-то взвоют! – злорадно заключил он и погрозил кому-то кулаком.

– Взвоют, Василий Михалыч, непременно взвоют. – Матюшкин улыбался.

– А недавно, братец, – продолжал Головнин, садясь в кресло, – такая история приключилась. Вздумал я составить описание достопримечательных кораблекрушений. Описать захотел многие несчастные случаи на морях, разобрать причины. Ну, составил, выдал в свет. Не встречал? Нет? Э, где там, на Колыме-то… Выдал, стало быть, в свет. И-и, милый ты мой, что тут поднялось! Головнин, кричат, клеветник! Головнин, кричат, императорский флот срамит! Не все, понятно, закудахтали. Многие поняли, что о пользе моряков радею, чтоб чужие несчастья наукой были. Правда? Ну вот. А закричали, на ком шапка горит. А как происшествия я описывал сравнительно давние, то виновниками, видишь ли, оказались те, что ныне в больших чинах ходят. – Головнин потыкал указательным пальцем в плечо. – С мухами на эполетах. Сам Александр Семеныч Шишков на дыбки поднялся. Так и так, шамкает, много-де у Головнина насчет высших чинов поносного, так и так, мол, подобные сатиры не научают, а токмо оскорбляют…

В кабинет заглянул Лука:

– Кушать подано.

– Иду, – откликнулся Головнин. – Скажи барыне, у нас гость. – И, обернувшись к Федору, прибавил с шутливой строгостью: – Господин мичман, извольте отобедать с капитан-командором.

– Слушаюсь, – отвечал Матюшкин. – С великим удовольствием.

Они прошли в столовую. Федор был представлен Евдокии Степановне, молодой, лет двадцати пяти, женщине, светловолосой, полной, приветливой.

За обедом разговорились об общих знакомых.

– Рикорда Петра Ивановича помнишь? – спросил Головнин, повязывая салфетку.

Матюшкин отвечал, что, дескать, отлично помнит те добрые деньки, когда шлюп «Камчатка» пришел в Петропавловск и все офицеры так хорошо были приняты в доме капитана первого ранга Рикорда.

– Вот-вот… – Головнин налил водку, рюмки запотели. – Так он теперь в Кронштадте командиром двадцать второго экипажа. И Людмила Ивановна с ним, разумеется. Твое здоровье, сударь.

Они чокнулись.

– Вот бы его-то, Петра Ивановича, в командиры Кронштадта, – продолжал Головнин, тронув губы салфеткой.

– А сейчас кто? – справился Федор.

– Моллер. Братец родной «верховного вождя» нашего. Вор из воров, да за братниной спиной как у Христа за пазухой. Но есть, видишь ли, у меня надежда пристроить Петра Ивановича в командиры порта. Ну-с, прошу.

Матюшкин хотел было сказать тост, Головнин остановил его.

– Полноте. По английскому флотскому обыкновению, немые рюмки. Тосты – это, брат, вранье.

Федор улыбаясь поклонился Евдокии Степановне.

– Благодарю вас, – радушно отвечала она, – у Василия Михайловича на все непреложные правила. Не дом, а корабль.

– А на корабле, сударушка, – вставил Головнин с поддельной суровостью, – капитану не перечат.

Все рассмеялись.

– Да, вот, еще, послушай-ка! – продолжал Головнин, принимаясь за суп. – Помнишь, в Петропавловске был у Рикордши вроде как пансион?

– Как же, помню, – отвечал Матюшкин. – Такие милые девочки. Очень обрадовались, когда мы им фортепьяно привезли.

– Вот-вот. Так одну из тех девиц, представь, за англичанина выдали…

– За англичанина? На Камчатке? – удивился Матюшкин. И едва не уронил ложку. – Капитан Джон Кокрен? Чудеса!

– Ты что, знаком? – в свою очередь удивился Василий Михайлович.

Федор рассказал о приезде Кокрена в Нижне-Колымск.

– Ага! Так, так… А теперь послушай, что дальше-то было… – Головнин смешливо сморщился.

– Да уж будет, Василий Михайлович, – укоризненно сказала Евдокия Степановна.

– Э, чего там… Слушай, Федор. Вообрази, сыграли свадьбу. Приходят наутро поздравить, глядь… одна молодая… Это мне все Петр Иванович доподлинно сообщил… Натурально, полнейший конфуз. Туда-сюда, кинулись искать британца. Нет и нет. Ах ты господи! Нету, как в омут канул. Наконец нашли. Сидит у приятеля своего, нашего флотского офицера. Как его бишь… Стогов, что ли… Сидит. Все к нему: что случилось? А Стогов и объяснил: оказывается, проснулся англичанин да и вспомнил, что клялся приятелю не менять привычек. Как же, думает, чай-то пить? Решил идти немедленно, а двери заперты. Он тогда, долго не мешкая, сиганул в одном исподнем через окно да так по снежку, по снежку к этому самому… как его, биш… Стогову. – Головнин смеясь откинулся от стола. – Настоящий джентльмен, черт побери!

У Евдокии Степановны раскраснелись щеки. Матюшкин хохотал.

– Зато теперь, – успокоившись, проговорил Головнин, – теперь, говорят, он от нее ни на шаг.

– Да где же они? – спросил Федор.