Иди в ад!

И повернула холст. Антон всмотрелся и ахнул! Это была та самая картина, которую рисовала Анна. Вернее, одна из них. Несчастная женщина все время рисовала одно и то же – остров посреди моря, заросший лесом, вершину горы в облаках и город, опоясавший гору у основания. Белые дома, сады и удивительных людей, которые умеют ходит по воздуху.

- Как она у тебя оказалась? – охрипшим от волнения голосом спросил Антон.

- Стащила, - просто сказала Даша. – Пока ты с падлами дрался. Дьявол не заметил, он за схваткой наблюдал. Демон ушёл в себя, а женщине было все равно, у неё таких бесчисленное множество.

Антон взглянул на картину ещё раз. Краски немного потускнели, но в тёмной комнате холст буквально сиял переливами белого, голубого и жёлтого цветов. Изумрудные кроны деревьев будто шевелили листвой, удивительные птицы прыгали по ветвям и странные звери прятались в чаще. Люди  в серебряных одеяниях ходили по волнам, парили в воздухе или просто гуляли по просторным террасам домов, о чем-то беседую друг с другом. Контраст с грязной, заблёванной комнатой был так велик, что Антон зажмурил глаза. « Что наша жизнь? Мы существуем – не живём! – в дерьме, дышим смрадом и завидуем тем, у кого дерьма больше. Мы хвастаемся вещами и живём по указке желудка и гениталий. Для нас красиво то, на что указывают грязным пальцем сидящие наверху пищевой цепочки. Да-да, именно так их и надо называть, а не президентами, премьер министрами и этими ... а, звёздами! Вот уж дрянь-то эти скоморохи и шуты. Мразь, гаже которой не найти. Разве что политики. Не зря их раньше в приличные дома не пускали и хоронили за оградой кладбища, как нехристей и самоубийц ...»

- Теперь ты видишь разницу между живой и мёртвой картиной? – прерывает его размышления голос Даши. – Все, что я делала последнее время – копировала. Её копировала! Её манеру письма, её взгляд на мир, даже её движения. Я словно рассудка лишилась, как только увидела её картины.

- Пока мне морду били, ты, значит, повышала квалификацию, наблюдая за работой мастера?

- Ты мужчина! – отмахнулась Даша.

Антон ещё раз взглянул на картину.

- Да, хороша! Это действительно живопись или живое писание - правильно, нет? – только вот что, Дашенька ... мастера, которым ты восхищаешься и учишься, нет! Не у кого спросить состав красок, не с кем посоветоваться и никто не сделает тебе выговор за ошибки. Ты разве забыла, где она?

- Нет, не забыла. И все время об этом думаю. Антон, ты доволен жизнью? – неожиданно спросила Даша.

- Э-э ... как тебе сказать ... – растерялся Антон. – Видишь ли ...

- Да ладно, не тужься, - усмехнулась девушка. – Все понятно!

- Что тебе понятно!? – взвился Антон, будто укушенный за мягкое место.

- То понятно, что не живёшь ты! Так, функционируешь, как белковое тело согласно инстинкту и безусловным рефлексам.

- У меня все есть!

- Ничего у тебя нет!!! – почти крикнула Даша. – Ни-че-го! Я вижу по твоим глазам!

Антон не нашёлся, что ответить. Он стоит посередине комнаты, удивительная картина все так же покоится на его руках, будто освещая грязную, заблёванную комнату лучами восходящего солнца и маленькие частички этого света падали и на его лицо, проникали внутрь и светились там, словно далёкие звезды на ночном небе. И так же, как звезды, не давали сгуститься мраку. Он подошёл к маленькому зарешеченному окошку, аккуратно положил картину на подоконник. Из щелей между деревянной рамой и створками окна слабо дует холодный воздух, за стеклом позёмка завоёвывает мостовую, укрывая снежной крупой булыжники, собираясь в размытые кучи возле бордюра. На улице ни души, горят редкие огни внизу, на Подоле, наполовину покрытый льдом Днепр кажется чёрным, будто вместо воды течет вязкий мазут.

-Да, это так. Вроде все, на самом деле ничего. Даже меньше, чем было раньше, когда могилы грабил, - глухим голосом ответил Антон. – Знаешь, удивительно быстро наедаешься всем. Вот когда нет, кажется – ну, что может быть лучше, чем богатство? Дом - нет, дворец! – прислуга, самые дорогие автомобили, яхта, мебель всякая. Ну, антикварная ... катаешься по всем миру, все тебе кланяются, исполняют каждое желание.

Антон замолчал. Глаза расширились, взгляд стал безумным, лицо исказила судорога.