Иди, вещай с горы

Они пели и хлопали в такт. Джон видел, как сестра Маккендлес ищет тамбурин. Поднявшись к кафедре, он извлек из ящика у основания три барабанчика. Один вручил сестре Маккендлес, которая поблагодарила его улыбкой, не нарушив отбиваемый ритм, а другой положил рядом с сестрой Прайс.

«Этот раз может быть последним, когда я пою с тобой,
Он может быть последним – кто знает?»

Джон смотрел на них и тоже пел – иначе его все равно заставили бы, однако старался не слышать слов, которые буквально выталкивал из своего горла. Он хотел бы и хлопать в такт тоже, но не мог двигать руками, они лежали, плотно сжатые, у него на коленях. Если не петь, прихожане что-то заподозрят, хотя сердце говорило: у него нет права петь или бурно радоваться.

«О, этот раз
Может быть последним.
Этот раз
Может быть последним.
О, этот раз
Может быть последним…»

Джон следил за Илайшей, этот молодой человек был «спасен», был «священник вовек по чину Мельхиседека»[7], ему была дана власть над смертью и адом. Господь воодушевил и обратил его и направил стопы его на сияющий путь. О чем думал Илайша, когда наступала ночь и он оставался один, когда никто не видел его, никто не учил мудрости – и звучал только трубный глас Бога? Были его мысли, постель, тело грязными? Какие он видел сны?

«Этот раз может быть последним –
Кто знает?»

Открылась дверь, впустив внутрь холодный воздух. Джон обернулся и увидел отца, мать и тетку, входящих в церковь. Его поразило присутствие тети Флоренс: раньше она никогда не бывала в их церкви: ее словно призвали специально, чтобы она стала свидетельницей сегодняшнего кровопролития. Об этом свидетельствовал и сам ее вид: она шла с грозным спокойствием по проходу позади матери и лишь ненадолго преклонила колени для молитвы. Джон понял – это рука Господа привела тетку сюда, и сердце его пронзил холод. С ветром явился Он сегодня. Что несет им этот ветер?

Часть вторая МОЛИТВЫ ВЕРУЮЩИХ

«И возопили они громким голосом, говоря:

Доколе, Владыка Святый и Истинный,
Не судишь и не мстишь живущим на земле
За кровь нашу?»[8]

1 Молитва Флоренс

«Свет и жизнь несет Он нам,
Исцеленье в лучах Его!»

Флоренс возвысила голос и громко запела единственный знакомый ей гимн, его еще пела мать:

«Это я, это я, это я! О Бог мой!
Обращаюсь к Тебе с молитвой».

Габриэл удивленно посмотрел на сестру, в его взгляде был триумф: наконец-то она смирилась. Но мысли Флоренс были с Богом. Почти сразу остальные верующие присоединились к ней. Зазвучало пианино.

«Не отец мой, не мать,
Это я! О Бог мой!»

Флоренс знала, что Габриэл торжествует: ведь не смирение привело ее сюда, а личное горе, гимн, который она пела, говорил о ее страдании, и это доставляло брату радость. Он всегда был таким. Никогда не менялся и не изменится. На мгновение в ней взыграла гордость, пошатнулась приведшая ее сюда решимость: если Габриэл избранник Божий, то лучше ей умереть и вечно гореть в аду, чем склоняться перед алтарем. Однако, усмирив гордыню, Флоренс поднялась и встала рядом с остальными на священном месте перед алтарем, продолжая петь:

«Обращаюсь к тебе с молитвой».

Впервые за много лет стоя на коленях в этой церкви перед алтарем, Флоренс в очередной раз поняла, что этот гимн значил для матери, и обрела его новый смысл для себя. Слушая гимн в детстве, она всегда представляла женщину в черном, одиноко ждущую в туманной мгле посланца Иисуса, который провел бы ее сквозь бледное пламя. Теперь Флоренс снова видела эту женщину, еще более одинокую, и этой женщиной была она сама, не знавшая, куда ступить, и с трепетом ожидавшая, чтобы туман рассеялся и можно было спокойно двигаться дальше. Эта длинная дорога, ее жизнь, по которой Флоренс шла шестьдесят лет, полных горя и боли, привели ее наконец в место, где начался путь матери – место перед алтарем. Она стояла на краю реки, которую мать с ликованием преодолела. Протянет ли Господь длань Свою ей, Флоренс, захочет исцелить, спасти? Но когда Флоренс опустилась у алого алтарного покрывала с позолоченным крестом, она вдруг поняла, что забыла, как молиться.