Прежде чем малочисленные воины гарнизона осознали, что происходит, люди Рароха силой обезоружили их и заточили в подземелье. Старший стражник воспротивился чужакам, но, получив удар булавой по шлему, очнулся уже связанным. В считанные минуты замок был захвачен пришлыми вояками.
Видя, что происходит неладное, Ольгерд схватился за меч, но жолнежи Рароха ринулись к нему со всех сторон и, стащив с коня, отняли у шляхтича оружие.
— Что здесь происходит? — не веря увиденному, произнесла Эвелина. — Соблаговолите объясниться, пан Болеслав!
— Борьба за справедливость, моя панна! — с поклоном ответил ей Рарох. — Некогда окрестные земли принадлежали моему роду, а Самбор был его столицей. Отныне он будет служить законному хозяину!
— Остановись, безумец! — выкрикнул удерживаемый наемниками Ольгерд. — Твое самоуправство граничит с изменой!
— С изменой кому? — обернулся к нему с улыбкой недавний спаситель. — Потомкам клятвопреступника и убийцы, истребившего мой род?
Изменить можно другу или властителю, оказывавшему тебе помощь в борьбе с врагами. Но можно ли изменить татю, подло лишившему тебя имени и отчих владений?
— Кто же ваш враг? — с трудом вымолвила пораженная признанием шляхтича Эва. — Я вас не разумею…
— Уразуметь меня нетрудно, княжна! — горько усмехнулся Рарох. — Ягайло, от коего происходит нынешняя Королевская Династия, силой захватил владения моего рода, а сам род велел извести!
Чтобы сохранить жизнь, моему отцу пришлось отказаться от родового имени, а заодно и от претензий на земли предков. Но мне хватит сил вернуть утраченное, тем паче, что у меня есть могущественный союзник!
— Уж не о Швеции ли ты молвишь? — вопросил шляхтича Ольгерд, видя, куда клонит Рарох.
— А что, если так? — надменно усмехнулся рыцарь. — Не все ли равно, кто поможет мне избавиться от гонителей моего рода?
— Ты можешь не любить династию Ягайлы! — мучительно поморщился спутник Эвелины. — Но зачем предавать Унию?
— А что такое Уния? — криво улыбнулся Рарох. — Кабальный союз, навязанный знати Литвы, чтобы подчинить ее Польской Короне!
— Пан Болеслав, я мнила вас благородным рыцарем, — дрожащим от волнения голосом произнесла Эвелина, — а вы…
— А я и есть благородный рыцарь! — бросил на нее полный горечи взгляд потомок Недригайлы. — Но, боюсь, княжна, вам сего не уразуметь. Королевская чета отравила ложью ваш разум, и вы не можете отличить добро от зла…
Но я верю: в Самборе туман придворной лжи рассеется, и вы сами увидите, что мной руководят лишь самые благие побуждения!
— О, пан Болеслав! — простонал Ольгерд. — Ужели ты сам не видишь, что Шведская Корона использует тебя для достижения собственных целей? Подумай, как она поступит с тобой, когда ты станешь ей не нужен. Ты что же, веришь, что шведы придут на земли Литвы, чтобы даровать им свободу?
— Пусть сперва придут и прогонят род Ягайлы! — гневно выкрикнул Рарох. — А что будет дальше — поглядим…
Мне жаль, пан Ольгерд, что ты хранишь верность столь недостойным правителям, как Ягеллоны! — укоризненно покачал он головой. — Верь мне, они и тебя предадут…
— Главное, что я сам не предам тех, кому присягал! — бесстрашно ответил шляхтичу Ольгерд.
— Что ж, вольному — воля, — пожал плечами Рарох, — я не стану склонять тебя к измене…
— Эй, стража! — крикнул он своим людям. — Отведите благородную госпожу и ее спутника в покои Воеводы и принесите им добрую снедь, а также горячую воду для омовения панны…
Я хочу, чтобы княжна ни в чем не испытывала недостатка!
Вооруженные слуги сомкнули кольцо вокруг пленников своего господина и увели их вглубь замковых покоев.
— Господи, что же теперь будет? — промолвила, обращаясь к Ольгерду по пути, Эвелина.
— Не думайте о плохом, панна! — ответил, пытаясь ободрить ее, шляхтич. — Я — рядом, об остальном не тревожьтесь. Господь не оставит нас без подмоги!
В лагерь лесных татей фон Грюненберг вернулся мрачнее тучи.
— Что сталось, Отто? — заметил перемену в настроении друга Зигфрид фон Хоэнклингер. — На тебе лица нет!
— Только что я видел смерть подчиненного… — с трудом вымолвил тот. — Брат Генрих вез мне перстень Радзивила, коий должен был стать залогом его союза со Швецией…
Но нам не суждено было свидеться. Я ждал Генриха на опушке Старого Бора. Не знаю, как вышло, что за ним увязался польский дозор. Я видел лишь исход их встречи. Какой-то шляхетный молокосос настиг Генриха в десятке шагов от леса и взял его в плен.
Мой человек поступил, как истинный Слуга Ордена. Зная, что поляки будут его пытать, он принял яд и умер, не выдав недругам своей миссии…
Будь польских выродков меньше, я сумел бы отбить у них Генриха! Но вступать в бой с парой солдат против десятка вооруженных до зубов латников было сущим безумием. Сквозь кустарник я бессильно глядел на то, как жолнежи обыскивают моего мертвого друга…
— А что сталось с перстнем? — не на шутку встревожился Зигфрид. — Поляки завладели им?