В сложившемся молчании становилось до зуда неловко. Просто так уйти я не могла, хотя, вполне может быть, что молчание отчасти связано с моим здесь присутствием.
Можно попробовать чем-то занять себя, чтобы они могли поговорить без присутствия лишних ушей.
– Может, хотите чай или кофе? – спросила я робко и тут же поймала на себе взгляд Елены Алексеевны.
Голубые глаза такого же оттенка как у Никиты посмотрели на меня, кажется, с облегчением.
– Спасибо, Яся, но мы заехали буквально на минутку перед работой. Просто, вечером Никиту сложно поймать в квартире, а напомнить о дне рождения матери нужно.
– У вас сегодня день рождения? – спросила я, понимая, что Никите гораздо интереснее смотреть в пол, нежели сказать хоть пару слов своим родителям.
– Не сегодня, милая, – качнула женщина головой. – В эту субботу. Кстати, приглашаю вас. Просто посидим семьей перед камином.
– Спасибо, – пока мы с Еленой Алексеевной заполняли бездну молчание песчинками слов, мужчины предпочитали отмалчиваться.
Отец Никиты был не из болтливых и лишь бросал короткие взгляды через голову жены на сына.
– Никита, – обратилась она к сыну и коснулась кончиками пальцев его плеча. Даже на расстоянии в несколько метров заметила, как он напрягся. – Вы приезжайте обязательно. В субботу, в семь вечера. Ты два года пропускаешь все семейные мероприятия. Мы скучаем…
В последней фразе, сказанной дрогнувшим голосом, было столько отчаяния и тоски, что какой-то мой внутренний порыв просто молил меня о том, чтобы я обняла эту женщину.
Но я стояла. Стояла, потому что в молчании троицы напротив, явно, было спрятано очень много слов. И я тут со своими обнимашками совершенно буду не к месту, особенно учитывая тот факт, что вижу этих людей впервые в жизни.
Никита снова ничего не ответил. Снова пол оказался интереснее того, что ему сказала мама.
– Ну, ладно, – глубоко вдохнув, она снова улыбнулась и посмотрела на меня. – Нам пора ехать на работу. Приятно было познакомиться, Яся. До встречи.
– До свидания, – ответила я машинально.
Женщина повернулась к сыну, который изображал из себя статую и мягко приобняла его за плечи.
– Приезжай, Никита. Мы будем ждать, – шепнула она едва слышно.
– Идем, – позвал ее Роман Григорьевич и мягко потянул за руку за собой. Пропустил супругу вперед себя и напоследок без слов потрепал Никиту за плечо. – До свидания, Яся, – его сильный голос вновь прокатился по гостиной.
– До свидания, – отозвалась я робким трусливым эхом.
Поджав губы, мужчина последний раз посмотрел на Никиту и, убрав руку с плеча, пошёл вслед за своей женой.
Через несколько секунд дверь за ними закрылась, тихо щелкнув замком.
И только в этот момент Никита отмер.
Откинул голову назад, шумно вдохнул и, подержав воздух в легких, плавно выдохнул, словно сосчитав до трех.
– Похоже, у нас только что появились планы на субботу? – попыталась я улыбнуться, но вышло криво и неестественно.
– Я не поеду, – выронил Никита и зашагал в сторону ванной комнаты.
– Почему?
– Я убил их дочь. Думаешь, после этого мне есть место за праздничным столом?
Мне в грудь словно ядро прилетело. Руки плетями повисли вдоль тела, а слова, крутящиеся в голове вихрем, никак не хотели срываться с языка.
Никите же мой ответ был не нужен. Вопрос для него был риторическим, поэтому он просто скрылся в ванной комнате, закрыв за собой дверь.
Глава 42
Тихо заправляя свою постель, услышала, что Карина проснулась. Шумные вздоху в вкупе с потягушками всегда были верным знаком того, что соседка выныривает из сна.
– Доброе утро, – пробормотала она сипло.
– Доброе, – бросила я на нее быстрый взгляд через плечо и положила подушку поверх покрывала.
– Рассказывай, – помятая мордашка под кучерявой шапкой смотрела на меня заспанными, но такими довольными глазами, что даже я не смогла ей не улыбнуться.
– Что рассказывать?
– Ты целые сутки провела с Никитой. В сутках была и ночь, – поиграла она многозначительно бровками. – Рассказывай, что делали?
Обнажали души.
– Просто разговаривали, – ответила я буднично.
– Просто разговаривали? – возмущенно спросила Карина и даже села. – И что, даже ни одного поцелуйчика не промелькнуло?
– Ни одного, – повела я плечами и подтянула колени к груди, обняв их.
– Он монах, что ли? – девушка комично скривила лицо.
Если только монах-отшельник, и то он стал таким сразу после того, как уехал его родители. От того Никиты, с которым был подушечный бой на диване, не осталось ни следа.
Выйдя из ванной комнаты, он, вроде, натянул улыбку, пытался казаться веселым и даже шутил, но глаза его выражали пустоту и отстраненность.
Между нами, словно выросло толстое бронированное стекло. И если раньше жесткие границы личного выстраивала я, то теперь это делал Никита.
Я предприняла две попытки, чтобы поговорить о случившемся и обе были провалены. Стоило мне завести разговор о том, что в гибели его сестры нет его вины, как он сразу уводил разговор в другое русло и усилием подавлял раздражение.