#идикомне

– Всё, – отозвалась я эхом и поставила тарелку на решетку.

Сняла фартук с шеи и вернула его на крючок за холодильником, откуда мне его и достала Елена Алексеевна, когда я вызвалась помочь ей с посудой.

Никита и Роман Григорьевич в это время убирали в гостиной стол и ставили кресла и диван на их законные места перед камином.

Кажется, праздник прошел неплохо. Особенно к концу, когда все относительно расслабились, и в воздухе перестало витать напряжение, которое чувствовали абсолютно все.

– Спасибо за помощь, Яся.

– Не за что, – завела руки за спину и мельком посмотрела на часы на микроволновке.

Уже перевалило за десять вечера.

– Прости, – в голосе Елены Алексеевны слышалась неловкость, но вместе с ней и любопытство. – Не стала спрашивать за столом, чтобы нам обеим не было неудобно, если мой вопрос покажется идиотским. Твои глаза, они…?

– Гетерохромия, – коротко пояснила я.

– То есть, с рождения? Это я к тому… – приложила она виновато ладонь к груди. – … что сейчас молодежь любит вытворять с собой всякие необъяснимые штуки, – лицо ее при этом комично скривилось. – Кто-то даже чернила себе специально в глаза заливает. Уму непостижимо!

– У меня это с рождения.

– И на зрении никак не сказывается?

– Никак, – повела я плечами.

– Еще раз прости, Яся. Веду себя, как любопытная обезьяна, – улыбнулась мне тепло женщина.

– Ничего. Я уже привыкла, – сказала я и тут же поняла, что слова мои можно понять превратно. – Это я не к тому, что вы обезьяна… Это просто… Это…

– Не волнуйся ты так, – ободряюще погладила она меня по плечу. – Я хоть и выпила вина, но я не буйная.

– А я, похоже, наоборот, – смущенно улыбнулась и опустила взгляд.

– Спасибо тебе, девочка, что приехала, – тон Елены Алексеевны стал необычайно нежным, а голос тихим. – Я знаю, как всё это тяжело даётся Никите. Спасибо тебе, что поддерживаешь его. И то, как вы держитесь за руки под столом, как смотрите друг на друга, это… моё материнское сердце на седьмом небе при одном только взгляде на вас.

– Никита любит вас и скучает по вам, хоть и старается это спрятать глубоко внутри.

– Ох! – вздохнула Елена Алексеевна и коснулась подушечками пальцев уголков глаз, часто моргая. – Я знаю это, но услышать об этом, пусть даже не от него самого, в разы лучше.

– Яся, – позвал меня Никита, входя в кухню. Следом за ним вошёл и Роман Григорьевич. – Нам, наверное, уже пора ехать.

– Ехать? – удивился его отец. – Ты вина выпил. Никакого руля сегодня.

– Всего бокал, пап, – вздохнул Никита, очень точно передав мимику капризного подростка, который лучше всех всё знает.

– Это не обсуждается, – Роман Григорьевич был непреклонен. – Переночуете в твоей комнате, а завтра утром поедете. Так, и нам с матерью будет спокойнее, и вы не будете рисковать.

– В комнате? – сорвался с моих губ вопрос. – В одной? Типа, вдвоем?

Никита очень плохо маскировал улыбку за почесыванием брови и несуществующих усов.

– Не волнуйся, – фыркнула Елена Алексеевна. – Мы люди взрослые, всё понимаем и не станем делать из вас монахов, разлучая на ночь по разным комнатам. Спите в одной постели, как привыкли.

А хотелось бы, знаете ли, чтобы разлучили!

– Никита, – обратился отец к сыну. – Пойдём-ка, пока дров для камина принесем. Лишним поддать тепла на ночь – не будет.

– Да, пап, – охотно согласился Никита. – Только переоденусь в домашнее и дам Ясе кое-что из своих вещей, чтобы она чувствовала себя привычно.

Сузила глаза, обещая, что придушу его эту мерзенькую ухмылочку подушкой, когда мы останемся наедине.

Мы останемся наедине…

Боже!

Глава 45

Сколько можно торчать в ванной комнате, чтобы это не выходило за рамки приличия, за выход за которые дверь в ванную могут вынести?

Двадцати минут достаточно? Или можно еще минут десять тут поторчать? Можно, конечно, накинуть еще минут пять на диарею и длинные спагетти на праздничном столе, но, кажется, пора бы уже выйти и дать возможность провести гигиенические процедуры хозяевам этого дома.

Зубы почищены (к счастью, Елена Алексеевна держит запас новых зубных щеток), лицо умыто просто водой и даже каким-то особенно вкусно пахнущим гранатовым мылом. Волосы были распущены, собраны в пучок на макушке и снова распущены.

– Хоть бы он уже уснул, – шепнула своему отражению и, сделав глубокий вдох, наконец, выключила воду и вышла из ванной комнаты.

В коридоре второго этажа было тихо. Поправила на плечах футболку Никиты и, теребя в руках шнурок от его спортивок, шла к приоткрытой двери комнаты, которая принадлежала ему.

Тот раз, когда мы проснулись вместе, был совершенно случайным. Я не помнила, как так вышло, что я уснула. Мы оба были выжаты эмоционально, поэтому тот сон было бы уместно назвать отключкой. Но сейчас абсолютно иная атмосфера, обстоятельства и моя внутренняя истеричка-параноик не дремлет.

Если бы тут поблизости была автобусная остановка, я бы уже сгребла всё своё барахло и стояла бы там в ожидании автобуса. Но ее нет. А комната, в которую мне нужно войти и разделить с парнем одну на двоих постель – есть.