Идиллии

Никто в селе не ждал его так жадно, как дочка старой Цены — Калина. Всякий раз, как закричат ребятишки на дороге, выглянет на улицу. Прошлым летом она сама себе не верила, а то и подсмеивалась над собой, но всю зиму сладкая боль сжимала ей сердце, как только мелькнет перед ее глазами цыган с серьгой в ухе. Ляжет ли спать, останется ли она — он тут как тут перед нею; черный ус закрутил, огнем вспыхнуло смуглое лицо, сам медведь, кажется, его боится. А вот она не побоялась, когда все подружки ушли с колодца в тот вечер… Калина нарочно осталась одна, чтоб его дождаться. Что он ей говорил под густыми зелеными липами, она не слышала, только от его речей у нее словно глаза раскрылись, и она окинула взором широкий божий мир, неизвестный дотоле никому в их селе… С тех пор завладел ее сердцем цыган. Зайдет в садик, сорвет цветок, воткнет в волосы, красуется, а думает только о нем. Увидел бы он ее сейчас! Пришел бы к колодцу, отнял у нее букетик, напился бы из ее кувшина! А перед пасхой, когда она сидела на галерее, опершись на резные перила, сердце вдруг затрепыхалось, как пташка, — вот-вот выскочит.

«…Пройдет он селом, посватается ко мне… — руки ее упали. — А матушка? Как матушка отдаст ее цыгану, когда она у нее одна — и за дочь, и за сына? А поп? Все село поднимется против нее… А, пускай говорят, что хотят, — махнула рукой Калина. — А если он побоится посвататься к ней, она сама уйдет за ним!» — И Калина сжала кулаки, словно набиралась сил, чтобы защититься от людских попреков и тяжких материнских проклятий…

И вроде бы сердится она, когда ее поддевают подружки, что дала, мол, медвежатнику напиться из своего кувшина, а он пообещал не добром, так силой забрать ее с собой на будущий год, — и вроде бы сама подзадоривает их, только чтобы про него говорили. Солнце еще не клонится к закату, а Калина с коромыслом на плече уже спешит к колодцу. Спала, стала прозрачной вода в ручьях и в речке у берегов, ивняки оделись листвой, медведь искупался в горах, и девушки с вечера сговариваются:

— Пошли завтра все на белянку[6], время приспело.

— Эй, Калина, — задирает подружка дочку бабки Цены, — медвежатник придет, а у тебя еще холсты не белены, и рубашку не сможешь ему подарить.

— А он, мой-то, и без рубашки хорош — не ваша забота! — Калина сжимает зубы, сдерживая смех, и по телу ее пробегает дрожь.

На другой день белянка огласилась песнями и стуком вальков. В подоткнутых юбках, в рубахах, обтянувших стройные гибкие тела, девушки стоят на быстринах, колотят вальками белые холсты с самого рассвета. И целый день они их белили, расстилали на взгорье под солнцем, опять опускали в воду и опять расстилали и сушили. Поднялся вечерний ветерок, тень окутала долину, послышалось блеянье овец, медленно спускавшихся к селу. Одна за другой девушки вышли на берег и в последний раз вынесли холсты из воды. Все расселись под ивами, дожидаясь, пока они провянут, а Калина складывала выбеленные куски, когда снизу им крикнула подружка:

— Медведя в бочаге купают!

Девушки проворно собрали холсты и бросились туда.

Мальчишки и девчонки целой ватагой скакали и приплясывали возле бочага, распевая песенку:

Ой ты, бурый мишенька,
Твоя шкура грязная,
Грязная, лохматая.
А мы ее вымоем,
А мы ее высушим,
Будешь ты в ней гулять
Да на ярмарке плясать.

Медведь с железным кольцом в носу и цепью бултыхался в воде, гладил лапой морду и ворочал глазами, поглядывая то на детей, то на медвежатника, сидевшего на берегу.

— Иди сюда, Калина, иди, посмотри на милого дружка… — девушки расступились, и Калина встала напротив цыгана. Тот поднял лохматую голову и, завидев ее, весь загорелся. Дочка бабки Цены встрепенулась; словно вдруг опомнившись, она крепко сжала холсты на плече и что есть духу помчалась к селу. Ее проводили дружным хохотом.

Сельчане еще трудились в поле, на подворьях кое-где копошились только малые дети, которых не взяли купать медведя, когда Калина вбежала в село. Она ничего не видела перед собой. Как во сне, пронеслась мимо ворот и плетней, на площади свернула, влетела в свой двор и только тогда пришла в себя.

Что же теперь делать? Зачем она убежала… Целый год думала о нем и ждала, а когда пришел — убежала. Чего она боится? А если теперь он, не повидав ее, уйдет? Ой, на этот раз не уйдет. А уйдет — она догонит и пойдет с ним, куда глаза глядят! — Калина бросила робкий взгляд на раскрытые окна — матери не было слышно. Бабка Цена, видно, спустилась к реке поливать огород. Но Калина не посмела войти в дом, схватилась за точеный столбик крыльца и забилась, как безумная.