Но, тем не менее — выпивка для казака это святое, да и когда в казаки принимают, один из вопросов — водку пьешь? Так что выпивку у казака — не отними. И выпить — он всегда найдет, даже в мусульманской стране, где это вообще то харам.
Мааскер — так здесь называли военный лагерь — представлял собой большой, огороженный земляным валом кусок высохшей до хруста земли, на которой располагались силы казаков численностью до трех полных сотен со средствами усиления. Конечно, сейчас в лагере не было и трети от этого числа: кто-то в дороге, кто-то на постах. Поскольку казаки здесь служили больше десяти лет, успели уже обстроиться, на землю стать как положено. Походные палатки — заменили длинные, низкие бараки, одно и двухэтажные, причем у двухэтажных, на британский манер — вместо внутреннего коридора был внешний, как леса строительные, сбоку приставленные, они были крытыми и на них выходили двери всех помещений. В мехпарке, построенном совместно с флотскими, одолжившими кое-какой ненужный струмент кипела работа: техника у казаков в основном была немудреная, старая, ломалась часто. В отличие от России здесь не было мест с непролазной грязью, почти не было дождей, кузов в таких условиях почти что вечный. А вот движки приходилось перебирать: пыль, и что хуже всего — соленая пыль, перемешанная со сбитой в порошок морской солью. От такой пыли — двигатель и половины ресурса не выхаживает, и не помогают никакие фильтры…
Конечно же, заводилой послужил Митька Шалый. Он и не казак был вовсе, да только в иных вещах казаков и переплюнет. И выпивку поискать надо или, по крайней мере, то место, где наливают, и посмотреть, где что плохо лежит. Ну и просто… неугомонный такой человек. С шилом в заднице. За то и бит неоднократно, и проловлен — а не меняется…
И что такое исламский экстремизм — Митька тоже не знал. Хотя считал, что знал в этой жизни многое, если не все. Ну не было в веселой, шебутной и солнечной Одессе места исламскому экстремизму…
Казаки как раз разместились. Нумера здесь были — темные, пусть и со стеклами — но так только хуже, местная бесстекольная архитектура много лучше, потому что и воздух пропускает, и свет не пускает в помещение — а солнце тут убийственное, постоит с полчаса машина на солнце — и на капоте можно яишню жарить. Поэтому — стекла все были выкрашено до темноты краской, а днем — обычно спали, чтобы не чувствовать ужасающую жару. Но едва казаки разместились (а в группе и не только казаки были, так — лихие люди), только собрались под большим навесом за жизнь покумекать — как подошел Митька Шалый, подмигнул по-свойски.
— А что, мужики, не смотаться ли нам в город…
— Мы не мужики, а казаки… — бросил кто-то, но его особо не поддержали. Пестрые были люди, пестрые. Никакого сравнения с реестровыми.
— Миль пардону за грубое слово. Правда ваша, мужик в поле работает. Так как?
Митька показал в сторону. Там — грузились машины чем-то.
— Вон — в город собираются. Земеля подбросит.
— А обратно как?
— Будет день, будет и пища…
Место, конечно же, нашлось. Тряский кузов старого грузовика, громыхающего на ухабах всеми своими изношенными сочленениями, отхаркивающегося черным, масляным дымом — но, иншалла, доедем. Машина была «разгонной», ее списали потому как в конвое она ходить не могла, то и дело конвой будет стоять — но вот выехать в город она еще годилась. Казаки использовали ее для мелких закупок, гоняли на базар. Харч сюда не доставляли — смысла нет, выдавали деньгами, дабы котловые могли все купить на месте. Так что питание казаков отличалось от питания автохтонного населения лишь основательностью и постоянным присутствием мяса. А так — меню все то же: лепешки, выпеченные в земляных печах, каша из мало известного севернее сорго, которое из Африки сюда приходит, рис, который приходит сюда из Японии, Индокитая и Океании в огромных, в одиночку не поднять мешках, баранина, специи. Казаки питались просто, но сытно, про них сказали: что на полдня сготовишь, что на три — все одно съедят. Сегодня — разгрузился пароход с Индокитая, о том все в городе знали, а потому — сегодня будет подешевше рис. И то ладно…
Да, и еще одно. С машиной — не было никакой охраны, да в кабине двое — водила, который при необходимости поможет погрузить, да котловой, из числа тех, кто торговаться умеет. Но машину не трогали, никто даже не думал об этом. Это не Кавказ, это Восток. Здесь все сложнее и тоньше. Тот, кто с превеликой радостью поучаствует в нападении на конвой с целью грабежа — даже не подумает тронуть тех же казаков, которые приехали на рынок за товаром. Раз приехали с деньгами, значит — их право купить, на рынке все споры и дрязги прекращаются — иначе, на следующий раз ничего не продадут уже тебе. Местное общество — как и на Кавказе, было единым организмом, единым зверем, только намного более сложным в поведении. И никто не мог сказать — когда в усатой тигриной улыбке — проглянут мраморные ножи клыков…